Но возникают вопросы и возражения, на которые ни один раввин или клирик вразумительных ответов не дает. Если Бог всемогущ и справедлив, а Бог Ветхого Завета именно таков, почему он выбрал именно этот адский способ устранения зла? Не говоря о том, почему он вообще его допустил? Если Отец пожертвовал своим Сыном, почему Бог Ветхого Завета решил принести в жертву целый, избранный им же, народ? И если уничтожение миллионов жизней, в том числе детей, которые еще не успели узнать ни о каком Боге, не является злом, а только праведным наказанием за вину, то что тогда есть зло? И можно ли вообще говорить о зле в этом мире?
Отсюда могут следовать ряд выводов: Бог – не всемогущ, даже если он существует; Бог слабее зла, даже если он добр и пытается бороться с последним. Бог и есть зло в том смысле, что он поддерживает это начало в человеческой природе, давая ему ход, и время от времени защищая само вещество зла от уничтожения. Однако природа зла еще более загадочна, чем ее отношение к сфере божественного, потому что великое зло не рождается великим. Как и любое другое вещество, оно взаимодействует со средой, где всегда существует неизмеримое число возможностей. Немецкий философ Ханна Арендт, назвав зло банальностью, ошибалась. Не может быть банальным то, что каждый раз находится перед выбором, как и не может быть банальным то, чего не существует за пределами человеческой природы. Банально то, что повторяется и что соответствует нашим изначальным представлениям о нем. Гитлера никак нельзя назвать банальным, потому что зла, воплощенного в нем, могло бы не быть. Он мог стать художником или погибнуть на войне, его могли не выбрать канцлером или пристрелить в 1934 году. Он мог жениться на еврейке и уехать с ней в Палестину, могло произойти еще бесконечное множество событий, которые бы не привели к войне и уничтожению миллионов людей. Но все случилось так, как случилось. Греки называли это необходимостью (ананке) или судьбой; еврейские, да и христианские теологи называют это божественным замыслом, непостижимым для смертных. Но это, что ни говори, выглядит скорее как отмашка, поскольку если зло непостижимо, то и борьба с ним не имеет смысла. Это примерно, как стараться напоить лошадь барона Мюнхаузена, у которой не было задней части тела.
В недавнем телесериале «Палач» (реж. В. Никифоров), где рассказывается история Антонины Малышкиной (Антонины Макаровой, более известной как Тонька-пулеметчица, реальной женщины, расстрелявшей в годы оккупации полторы тысячи человек), авторы фильма поставили нелегкую задачу: проследить историю женщины-монстра, от советской отличницы до зверя, хладнокровно убивающего своих соплеменников. Сериал хорош тем, что в нем предатель и военный преступник (маленькая гитлересса) показана не одномерным существом, у которой отсутствуют человеческие эмоции, а человеком, который был способен на страстную любовь, сильные материнские чувства, преданность мужчине, которого она любила. Сама Макарова во время следствия говорила, что расстрелы были для нее просто работой, которая давала ей жить в человеческих условиях. Пережив плен и предательство своего «походного мужа», она, надо полагать, решила выжить любыми путями. Получив возможность выживания при оккупационных властях, она решила ею воспользоваться, и потом «просто выполняла свою работу».
Была ли Тонька-пулеметчица злом с самого начала? Нет. Был ли Гитлер таким злом? Тоже нет. Если предположить, что оба эти персонажа могли прожить другую жизнь, то их зло – результат свободы воли, личного выбора. Или – божественного замысла? Чтобы не быть абстракцией, зло нуждаетсяв именах, которые будут демонстрировать его присутствие в мире. И тогда о зле мы можем знать только post factum, как об уже произошедшем событии.
Не об этом ли сокрушался царь Эдип в одноименной пьесе Софокла, когда говорил:
«Пропади на веки вечные,
Кто с моих ступеней младенческих
Снял ремней тугие путы
И меня от мук избавил,
Не на радость мне, увы!
А умри я тогда, ни родные, ни я
Не узнали б столь горького горя!»
Ровно такое знание нам дает история, а теология учит тому, что задавать вопрос о подлинных причинах бессмысленно, ибо они сокрыты в божественном уме. Но если у зла есть свобода воли, то она же есть и у добра. Это оптимистическое допущение, которым мы здесь воспользуемся для одного мысленного эксперимента, который я предлагаю читателям этого текста.
Представьте, что перед вами младенец, его имя – Адольф Гитлер. Он был третьим ребенком у своей матери и единственно выжившим. Не нужно говорить о том, насколько мать любила своего сына, учитывая частые побои, которые она получала от мужа, этот ребенок был смыслом всей ее жизни. Вы находитесь в комнате с младенцем Адольфом Гитлером и его матерью. Вы точно знаете, что это именно он и вы знаете, кем он станет, когда вырастет. У вас есть возможность безнаказанно убить этого младенца или оставить его в живых. Вам решать, добрый или злой поступок вы совершите. Всегда есть шанс, что этот человек может стать художником, но больше шансов или божественной воли в том, что в 1933 году он станет канцлером Германии. Ваш выбор?
Сергей Кондрашов
И можно ли вообще говорить о зле в этом мире?
«Зла» и «Добра» как абсолютных категорий не существует вне идеи Бога. И в этом случае никак не уйти от того, что все, творимое всеблагим Богом (а, если мы говорим о Творце Всего, а не о гностическом Демиурге, то другим он быть и не может), является Добром. Правда, есть еще ситуативное «добро» и «зло», формируемое субъективными ценностями и переживаниями человеческого существа, отделенного от Бога и неспособного понять Его замысел (т.е. по сути – всех людей, кроме