Социальная история двух удовольствий - Аркадий Юрьевич Недель. Страница 38


О книге
зла, которое они принесли в XX веке, то я бы не стал этого делать. Зло – неметризуемо, измерять его количеством жертв (это же происходит и во время дебатов между сталинистами и их противниками), один или десять миллионов человек было уничтожено за такой-то период, не только бессмысленно, но и кощунственно. Зло, а тем более такого масштаба, либо есть, либо его нет.

Дмитрий Маларев

Необразованность как питательная среда, как для большевизма Ленина, так и для национал-социализма Гитлера – это верно лишь отчасти, пожалуй, даже малой части. Не из необразованности эти течения зародились, а из той эпохи символизма и ницшеанства, совместно с марксисткими коммунистическими утопиями, которые были характерны для Европы и России второй половины XIX века. Вот что, пожалуй, объединяет большевиков и национал-социалистов – так это ницшеанство – правда разного «цвета» – в Германии это «цвет» картин Макса Клингера, в СССР – это от к. ф. «Аэлита» и «Строгого юноши» 20-х-30-х до «Туманности Андромеды» 60-х. Трудно назвать авторов той общественно политической и художественной среды, в Германии, России и СССР, что породила национал-социализм и большевизм, людьми необразованными.

Аркадий Недель ➜ Дмитрий Маларев

Со многим согласен, очень точно! То, что символизм связан с фашизмом (даже не столько с немецким нацизмом), т.е. тогдашним итальянским политическим трендом, – это бесспорно. У меня об этом даже была написана отдельная статья, как и о «Строгом юноше» – фильме, снятом в чисто фашистской эстетике (даже удивительно, хотя…). «Ницшеанство», но не Ницше, которого они переврали, как мало кого. Горький, безусловно, был ницшеанцом, но ницшеанцом тех лет – рассмотрев в «сверхчеловеке» то ли победоносного большевика, сжигающего старые религиозные культы, то ли фашиста муссолиниевского толка, а может, и то и другое вместе.

Мне кажется, когда Леонид Гозман говорит об их «малограмотности», того же Ленина, он наивно полагает, что образованность спасает от зла.

Дмитрий Маларев ➜ Аркадий Недель

Да, об «образованности» хорошо сказал Михаил Ромм в «Обыкновенном фашизме»: «Когда концлагерь возглавляли эсэсовцы то на плацу всегда звучали марши, приехал доктор Хасс – зазвучали Гайдн, Моцарт…»

Аркадий Недель ➜ Дмитрий Маларев

Да, многие из них были любителями высокой музыки, а некоторые – знатоки поэзии. Хесс был проще, когд его спросили в Нюрнберге, зачем убивают миллионы невинных людей, он ответил: прежде всего, мы должны слушать фюрера, а не философствовать.

Елена Проколова

А я все чаще задумываюсь о большинстве, которое не приемлет ничего отличающегося. Мне кажется, что если даже сейчас сказать людям: «Вы – избранные! От вас зависит история!» – они с радостью пойдут за тем, кто это сказал.

Люди не думают, не читают, верят тому, что говорят по телевизору.

Аркадий Недель ➜ Елена Проколова

Еще Густав Ле Бон писал о психологии масс, о том, что масса по своей природе нарцисстична. Но тут можно уточнить: масса любит смотреть на себя в кривое зеркало, вернее – в зеркало идеализации. «Вы – избранные!» – достаточно, чтобы человеку-массы захотелось это слушать и смотреть на произносящего эти слова как на божество.

Продолжение диалога с Леонидом Гозманом

Интеллектуальный спор с оппонентом такого уровня, как Леонид Гозман, всегда интересен и полезен. Сама постановка вопроса о возможности сравнения коммунизма и нацизма, таких фигур, как Ленин и Гитлер, важна и актуальна, поскольку очень многое из того, что происходило после их смерти и происходит сегодня – своего рода «реликтовое излучение» от этих двух больших политических взрывов.

Каким бы радикальным ни было переосмысление их наследия и каким бы радикальным ни был отказ – особенно в Германии – от наследия тоталитаризма, мы, живущие сегодня, не можем обойтись только одним покаянием, даже если многие готовы это сделать, после чего вычеркнуть эту главу истории из коллективной памяти. Это невозможно уже потому, что, как верно замечает Леонид Гозман, эти «идеи появляются в сегодняшнем мире под новыми вывесками» (чему, к слову, посвящена моя последняя книга «Оптимальный социум. На пути к интеллектуальной революции», 2019), и это их возвращение в той или иной форме не может не вызывать серьезных опасений.

В своих воспоминаниях о Ленине, которые сегодня изданы в книге «Мой муж Владимир Ленин», Крупская вспоминает, что когда она поступила на курсы французского языка в Париже, Ленин с большим интересом читал ее учебники и зачитывался французской грамматикой. Кроме того, в философских работах Ленина есть немало ссылок на французские источники, которые он, понятно, читал в оригинале и цитировал для спора со своими оппонентами. Из воспоминаний Крупской об их жизни в Цюрихе мы узнаем, что Ленин очень много работал с философской литературой, читал Канта, Гегеля, неокантианцев, не говоря уже о Марксе и его последователях.

Словом, назвать Ленина необразованным человеком никак нельзя. И когда Леонид Гозман говорит о пренебрежении Ленина к образованности, то, на мой взгляд, он путает две вещи: Ленин пренебрежительно относился не к образованию и знаниям, а к интеллигенции как классу, вернее – как к определенному психотипу, который считал бесполезным или даже вредным для революции. Для Ленина интеллигент ассоциировался с чисто спекулятивными рассуждениями, с жизнью среди идей, и такие люди, как он считал, не способны к реальным действиям. При том, что он половину жизни провел за чтением книг, Ленин не был академическим человеком, он был революционером-фанатиком, неистово стремящимся к власти и, не в последнюю очередь, к мести за старшего брата.

Что же касается других членов большевистского ордена, то и среди них были вполне образованные. Феликс Дзержинский был менее образован, чем Ленин, но этот советский Торквемада знал основы латыни, польский, русский и идиш. Дзержинский, судя по всему, был психопатом, которому убивать врагов революции, настоящих или мнимых, доставляло большое удовольствие, возможно, и сексуальное. Он собрал отличную команду, в которую входили Мартын Судрабс (более известен под псевдонимом Лацис), который уничтожал людей только по их принадлежности к «враждебному» классу; Александр Эйдук, который не скрывал, что убийства доставляют ему сексуальное наслаждение; Михаил Кедров (отец советского философа-академика, специалиста по Ленину), который, прежде чем сойти с ума, расстреливал всех врагов революции, включая детей. Но даже этот маньяк-убийца прослушал университетский курс по медицине в Берне.

Вячеслав Менжинский, который в 1926 году сменил Дзержинского на посту председателя ОГПУ, и вовсе был интеллектуалом – юрист по образованию, полиглот, тонкий знаток балета, писатель, общавшийся с поэтами Иваном Коневским и

Перейти на страницу: