КЛЭР
До праздника оставалось всего три недели, и нам требовалось так отрепетировать легенду, чтобы ни у кого не возникло даже тени сомнения в ее правдивости. Этим мы и занимались.
Как ни странно, но конфетно-букетный период мы с Освальдом пережили уже после свадьбы. Именно сейчас, поздней осенью, когда урожай зерна уже был собран и теперь обрабатывался в хранилищах, когда подвалы замка были полны овощей, а в коптильне висели окорока, в том числе и оленьи, у нас нашлось время не только на серьезные разговоры о хозяйстве и торопливые беседы по утрам, но и на всевозможные глупости, шалости и милые сюрпризы друг другу.
Мне, например, снова пришлось выделить себе отдельную каморку с печью. Однажды, когда Освальд до обеда уезжал на встречу с бургомистром, я занялась выпечкой. Ничего сложного: обычные московские булочки с маком, которые в моем далеком детстве стоили всего девять копеек и были необыкновенно вкусны, пирожки с капустой и, как вершина моих кулинарных возможностей — хала. Я заплела эту косичку из остатков теста, щедро посыпав порубленной с маслом и сахаром мукой, но даже не ожидала, что при виде этой простой вкусняшки на глаза Освальда навернутся слезы.
-- Ты даже не представляешь… Господи, она точно такая же, как я ел дома… – он прямо руками оторвал еще кусок и не только ел, но и нюхал тесто, прижмуривая глаза от удовольствия.
Сам муж баловал меня не только дорогими подарками. Он действительно ухаживал за мной. Я часто находила утром на подушке то особо красивое яростно-румяное яблоко, то какую-то ювелирную безделушку, пополняющую мою шкатулку. А то и просто сложенный вдвое небольшой бумажный лист, который изображал из себя открытку: на одной половине изящный черно-белый рисунок, а внутри – милое или забавное четверостишие.
К моему удивлению, Освальд, оказывается, очень недурно рисовал, но как будто даже стеснялся своего умения, считая его чем-то не слишком серьезным. Мы практически знакомились заново и узнавали друг друга.
С утра мы очень много времени проводили вместе, тщательно отрабатывая легенду. Это вызывало определенную психологическую усталость, и по общей договоренности всем этим мы занимались только до ужина. После ужина упоминание дел были запрещены.
Мы полюбили долгие вечерние чаепития, во время которых иногда, случайно, соприкасались за столом руками.
Даже такое простое действие безумно кружило головы, заставляя кровь в венах бежать быстрее. Каждое утро я просыпалась все ближе и ближе к середине огромной кровати и в какой-то момент просто подумала: «Господи, а чего я, собственно, жду?!».
В этот вечер, уже точно зная, что скажу «да», я смотрела на волнение Оскара с особой нежностью. Шальные мысли кружили голову: «Сашка… он удивительный! Он настолько любит меня, что готов в узел завязаться, лишь бы не доставить моей драгоценной персоне каких-либо неудобств… Никого более удивительного я просто не встречала…».
Я смотрела на своего мужчину, который именно сегодня ночью станет совершенно моим, полностью и навсегда, и понимала, что никогда и никому я не верила так, как ему. Никто и никогда с такой трепетностью не оберегал меня, не касался моих рук с такой нежностью, не был готов пожертвовать ради меня жизнью…
Сейчас, с высоты своего опыта я прекрасно понимала, что первый мой брак и влюбленность были прост буйством гормонов. А длительность брака можно объяснить только моей невнимательностью и глупостью. Это уже после развода я узнала, как быстро после свадьбы стал загуливать муженек. Нашлось множество доброжелателей, желающих потыкать меня носом в мою прежнюю слепоту.
Только благодаря полному разочарованию в бывшем супруге и как в мужчине, и как в человеке, развод не стал для меня трагедией. Да, было обидно от предательства, от попытки кинуть меня с квартирой, но в глубине души я почувствовала облегчение, когда получила на руки свидетельство о разводе. Это было так, будто я сбросила с плеч тяжелый, нелепый и совершенно ненужный груз.
Пожалуй, главным для меня определением Саши было слово «надежность». Я верила ему безоговорочно, и именно поэтому его волнение, даже некий трепет передо мной вызывали у меня в душе такой шквал эмоций.
В этот вечер мы оба были на взводе, и в какой-то момент, заметив, как дрожат его пальцы, удерживающие чашку с чаем, я просто встала со своего месте, сделала тот самый последний и самый трудный шаг, легко коснулась пальцами его горячей щеки и тихо сказала:
-- Я люблю тебя, Освальд…
Глава 20
ОСВАЛЬД
Курьер привез приглашение на герцогский бал и весьма любезную записку от самого хозяина земель еще неделю назад. В записке герцог Бальгер предложил нам остановиться в его замке. Клэр это слегка удивило, и мне пришлось пояснить:
-- В глазах герцога я выгляжу любимчиком нынешнего короля, Клэр. Я только что получил от его величества целое графство в подарок, я привез герцогу бумаги из столицы, которые доверяют только курьерской службе короля. Это значит, что доверие его величества ко мне очень высоко, да и земель мне отсыпали щедро. Привыкай, солнце: мы с тобой не заштатные бароны, а очень даже важнее персоны в этом мире, – с улыбкой закончил я свою речь.
Она немного нахмурилась и робко спросила:
-- Ты не боишься, что я сделаю что-нибудь не то или не так? Существуют же определенные нормы поведения, тот самый этикет, а я…
-- А ты моя жена! Ну и то, что ты провинциальная дворянка, безусловно, послужит объяснением любым твоим неверным действиям. Но все же, Искорка, герцогский дворец – не наш с тобой дом. Пожалуйста, будь аккуратна и никуда не ходи без меня. При дворах королей и вельмож собираются далеко не всегда только благородные рыцари.
Швали там тоже вполне хватает. Поэтому по дворцу передвигаешься или со мной, или в сопровождении Мирин.
Одна не ходи. Впрочем, в дороге у нас еще будет время поговорить об этом.
Совершенно неожиданно оказалось, что кроме дорожных запасов и сундука с туалетами Клэр на телегах нужно было найти еще и место для двух больших плетеных коробок.
– Что там?
– Изделия нашей мастерской. Ну, всякие там сережки-браслетики из ниток. Я же как-то показывала тебе.
-- Когда ты успела столько сделать? – пораженно спросил я.
Клэр удивленно глянула на меня и рассмеялась:
-- Освальд, у тебя под носом можно делать все, что угодно: ты, кроме своего кабинета и трапезной, нигде больше не бываешь. Даже гостевые комнаты так и не смотрел.