— Мама? — слышу за спиной потрясенный голос Демьяна. — Почему она говорит на тебя мама?
Не отвечаю, молча отмеряю из бутылочки сироп.
Каренин обходит по кругу, становится перед нами, переплетает руки на груди. Я не обращаю на него внимания, даю малышке лекарство.
— Я спросил, Ангелина.
Поднимаю глаза.
— А у меня есть какие-то противопоказания, по которым я не могу быть мамой? Третья нога или хвост?
— Но... откуда? — голос срывается на хрип, Демьян пробует прокашляться. — Откуда у тебя ребенок?
— Тебе напомнить, откуда берутся дети, Каренин? — не могу удержаться, чтобы не съязвить.
— Но... — он выглядит совершенно потерянным, — почему ты не говорила, что Миланка твоя дочь?
Смотрю на него как на идиота.
— Потому что ты меня не спрашивал, Демьян. Ты дал задание юристам подписать со мной договор, я подписала. А отчитываться перед тобой меня никто не обязывал.
Отворачиваюсь к окну, покачиваю дочку. Демьян снова обходит нас, физически ощущаю, как он буравит меня холодным пронизывающим взглядом.
— Сколько ей... — его голос снова срывается, и тогда уже срывает тормоза у меня.
— Хочешь знать? Пожалуйста! — не кричу, чтобы не испугать ребенка, а шиплю. — Она родилась три года назад пятого сентября, я тогда была на седьмом месяце беременности.
Разворачиваюсь и ухожу с дочкой в комнату.
Может, конечно, он и не помнит дату своей свадьбы, но хотя бы месяц помнить должен. Я говорила, что пыталась пробиться к нему на их свадьбе. И что меня вытолкали в шею охранники.
Захочет, сообразит. И посчитает.
Укладываю ребенка, целую горячий лобик. Мне кажется, или температура стала еще выше? Оглядываюсь — градусника в комнате нет. Иду искать на кухню, Демьян стоит спиной, упираясь руками в подоконник.
При виде меня отталкивается от подоконника, разворачивается. Его глаза полыхают.
— Значит... Миланка... моя?
— Моя, — выдерживаю направленный на меня потрясенный взгляд. — Она только моя, Демьян.
Беру градусник, направляюсь к выходу з кухни, но Демьян загораживает проход.
— Ты была... — хрипит, — ты была беременная, когда...
— Да, я была беременная, когда твои друзья подмешали мне наркотик, — перебиваю его. — Моего ребенка спасло то, что меня стошнило на Артура. Наверняка он тебе этого не рассказывал. Дай пройти, Демьян, мне надо померить дочке температуру.
Но он не пускает.
— Ты приходила сказать, что беременная? — видно, как ему тяжело говорить. Как будто горло перекрыто, и воздуха не хватает. — На свадьбе...
— Не сказать, Демьян. Показать. Но я не знала, что это твоя свадьба, думала, ты там в качестве гостя. Узнала машину и пошла тебя искать.
Его лицо совершенно каменное. Челюсти стиснуты, как у питбуля. Сколько там у питбулей в челюстях атмосфер? Точно не знаю, но знаю, что много.
Только гуглить некогда. Пробую сдвинуть Каренина с места, но проще сдвинуть скалу.
— Пропусти, мне надо померить ребенку температуру.
— Значит, все это время ты прятала от меня дочь? — говорит он мертвым голосом. И меня прорывает.
— Это не твоя дочь, Демьян. Это моя дочь. Ты женат на правильной Маргарите, ваш бизнес не пострадал, твоя мама довольна. Так что... — договорить не успеваю. Он хватает меня за плечи и встряхивает.
— Она моя. И ты моя.
Отталкиваю его руки, проскальзываю мимо. Вкладываю градусник подмышку дочке, он начинает пикать уже почти на тридцати восьми. А когда достаю термометр, вскрикиваю.
— Что? — подлетает Демьян. Когда он успел прийти?
— Тридцать девять и пять, — говорю и трясущейся рукой поворачиваю к нему градусник.
Глава 22
Демьян
Последний час проходит будто во сне. Действую полностью выключив эмоции, на автомате.
С того самого момента, как отобрал у Ангелины телефон, когда у нее начали трястись руки. Она начала искать в телефонной книжке контакт врача и не смогла попасть пальцами по кнопкам.
— Давай я, — забрал телефон, спросил фамилию докторши и нажал на дозвон.
На свое счастье докторша не стала тупить, быстро вспомнила Ангелину с Миланкой, которые еще вчера, оказывается, ходили к ней на прием. И возмущаться, что ее беспокоят в выходной день, тоже не стала.
— Быстро везите девочку в стационар, подозрение на пневмонию.
А вчера ты, блядь, этого не видела? Я еще спрошу у руководства клиники, нахуй нужен врач, который может проебать у ребенка воспаление легких.
Но когда посмотрел на бледную от страха Ангелину и заглянул в покрасневшие глазки Миланки, забыл и про докторшу, и про ее руководство.
О том, что Миланка моя дочка, стараюсь не думать.
Не сейчас. Меня ж разъебет сейчас на молекулы и атомы. Я начну рвать тех, кто посмел сотворить такое с моей девушкой. Беременной моим ребенком.
И то, что этот ребенок Миланка, мне пока тупо не верится.
Это хорошо, это помогает сохранить равновесие.
Помогает взять на руки ребенка, завернутого в одеяло. Помогает дождаться, пока оденется всхлипывающая Ангелина. Помогает спуститься к машине, усадить Ангелину на заднее сиденье и передать ей Миланку.
Просто Миланку, малышку с фотосессии. Которая взобралась на сцену во время моего выступления и сама ко мне подошла.
Это не было подстроено, я уверен совершенно точно. Не знаю, где была Ангелина, я со сцены ее не видел. И потом не видел, понятия не имел, кто офис-менеджер у Астафьева.
Мой клоп сам меня нашел. Теперь я почти уверен, что Ангелина занималась подготовкой корпоратива и взяла с собой дочку.
Нашу. Мою...
Блядь...
Смотрю на дорогу, сжимая руль до судорог. Ангелина сидит на заднем сиденье притихшая, оцепеневшая, только сильнее дочку к себе прижимает.
Нашу. Мою, блядь...
Возле больницы торможу, открываю перед Ангелиной дверь.
— Давай ее сюда, — протягиваю руки. Не могу заставить себя назвать ее по имени, иначе боюсь, что разъебет. А мне надо быть в полном сознании и при памяти.
В приемном отделении Миланку осматривает дежурный врач. Ангелина держит малышку на коленях, пока доктор слушает ее через стетоскоп. Я стою рядом, скрестив руки на груди.
Когда я смотрю на хрупкую спинку девочки, пронизывает острое чувство жалости. Я за те несколько минут, пока он ее слушал, чуть не поседел.
— Легкие чистые, это у вас ангина, барышни, — говорит доктор, глядя на Ангелину.
— Что надо делать? — подхожу ближе.
— Полежать