Мое ружье покрылось ржавчиной; пока я его чистил, товарищи развесили на деревьях платье и белье и развели вокруг несколько больших костров.
К вечеру все высохло; мы внесли вещи в палатку, закутались в сухие одеяла и легли спать.
Ночью пошел опять дождь; мы увидели, что в таком климате палатка недостаточна, и надо во что бы то ни стало построить деревянный дом.
Хотя я еще с трудом передвигал ноги, но чувствовал, что мои силы мало-помалу возвращаются, и потому поплелся за товарищами к устью речки, которая протекала подле палатки. Она впадала в залив почти против погибшего корабля. Подле был низкий песчаный берег, усеянный осколками скал. Мы, как могли, очистили этот берег от камней и вытащили на него нашу лодку. Немного подальше, на том же берегу, возвышался небольшой холм, покрытый, также как и весь остров, густой растительностью. Так как мы не хотели терять из виду "Графтона", то этот холм оказался удобным для дома; он был довольно высок и следовательно самое сухое место на берегу.
Мы решили построить здесь наше жилище.
Три дня Мусграв, Джорж и Алик рубили деревья, распиливали их на части и складывали на один из скатов холма. Гарри готовил кушанье и время от времени помогал рубить лес. Я не мог помогать товарищам и занялся починкой нашего изодранного платья.
Наконец, вырубили довольно большое пространство и целый день расчищали и уравнивали землю. Теперь надо было достать леса для постройки дома, а на острове были все согнутые и угловатые деревья, из которых нельзя было решительно ничего построить; товарищи отправились к "Графтону" за материалом. Они принесли оттуда реи и самые легкие мачты, из которых начали строить хижину.
В продолжении пяти дней стояла почти постоянно дурная погода. Мы вынесли такую же сильную бурю, как ту, которая выбросила нас на берег. Когда, наконец, дождь перестал и ветер стих, небо осталось все таки покрыто тяжелыми черными облаками, через которые проникал тусклый и мрачный свет. Надо полагать, что было еще лето.
Я открываю свой дневник, и пишу следующие заметки:
"Сегодня воскресенье, легкий береговой восточный ветер очистил небо от туч; наконец-то мы видим над собой яркое голубое небо! Окружающая нас природа, которая казалась нам во время бури такой неприветливой, суровой и дикой, теперь как будто преобразилась. Должны ли мы видеть в этом хорошее предзнаменование будущего счастья и скорого освобождения?
Или Господь Бог хочет напомнить нам о Своем милосердии? Наше религиозное чувство хотя и заснуло в нас во время счастливых и спокойных дней нашей ЖИЗНИ, НО В детстве все мы были религиозны и горячо молились. Не удивительно, что в первый светлый день после всего перенесенного нами, мы невольно вспомнили о Боге.
Мы разных вероисповеданий, но различие это теперь не существует. Несчастье сравняло нас, мы стали равны между собою, и все наши религии соединились в одну веру, в веру во Всемогущего Творца, которому можно поверять все свои скорби, надежды и несчастья.
У Мусграва была библия; он нашел ее в своем сундуке, куда положила ему его жена, без его ведома, перед отправлением из Сиднея. Мы просили его прочесть нам несколько глав из Евангелия; все уселись перед палаткой и слушали его с благоговением.
Нас трогали слова: «придите ко мне все плачущие и страждущие, и Я утешу вас». Мы плакали при словах "любите друг друга."
Мы знали наизусть эти слова, мы их слышали или читали много раз, но никогда не имели они для нас такого глубокого смысла, как теперь. Нам казалось, что они относились прямо к нам и написаны были для нас.
После чтения мы все встали на колени и горячо молились."
ГЛАВА VII
Постройка хижины, печки и трубы. — Поездка в восточный проток и на остров Монумента.
У нас было все необходимое для постройки хижины; в этом деле я понимал кое-что и мог помочь товарищам. В последние годы моей жизни в Австралии, когда я долее обыкновенного оставался на одном месте, я приобрел привычку заменять палатку более прочным жильем; я обыкновенно строил хижину из стволов деревьев, а из коры делал крышу и складывал трубу и печь из валунов и глины.
Пока я еще был слишком слаб, чтобы самому работать, товарищи постоянно приходили советоваться со мной. Они боялись испортить кусок дерева или положить его не туда, куда следует. Через несколько дней я мог уже сам помогать: я был в одно и тоже время и архитектором, и каменщиком. В одну неделю мы следующим образом построили нашу хижину.
В четырех углах прямоугольника, в шесть метров длины и пять ширины, поставили четыре крепких столба, сделанных из обрубков мачт. Их вкопали на метр в землю. Для того, чтобы они не опускались глубже в торф, мы положили под каждый столб по камню. Чтобы их укрепить, мы заложили ямы мелкими камнями. Каждый столб возвышался на два метра над землей; на верху столбов были сделаны выемки. На эти выемки положили четыре балки, сделанные из концов мачт и самых легких рей "Графтона." Их крепко связали веревками и прикрепили к верхушкам столбов.
Посередине двух коротких сторон мы поставили два столба, гораздо длиннее основных. Для этого мы взяли самую большую рею нашей шхуны и разрубили на две равные части. Эти столбы были выше перекладин, немного больше, чем на два метра. Марсель положили на эти столбы и таким образом сделали гребень крыши. Он возвышался над прямоугольником на четыре с половиной метра.
К гребню прикрепили двадцать восемь стропил (по четырнадцати с каждой стороны), привязывая их одним концом к марсели, а другим к перекладинам. У нас не было гвоздей, и снасти шхуны заменяли их.
Стропила мы нарубили из тонких сосен острова. Нам много пришлось потерять времени, отыскивая их: тут все деревья и даже сосны были согнуты и исковерканы.
Посередине одной из долевых сторон дома, именно обращенной внутрь острова, поставили два столба на один метр расстояния один от другого.