– Все путем, Большак, – стараясь спрятать подалее охвативший его страх, произнес Алексей.
– Ладно, давай, канаем отсюда!
– По отдельности, что ли, пойдем?
– А ты под ручку, что ли, хочешь? – скривился Василий.
Попрощавшись, Барабаев быстро скрылся за домами.
Оставшись в одиночестве, Василий свернул в сторону лесопосадок. Среди густых зарослей было тихо и безветренно; громкоголосо и нахально щебетали птицы, принося в душу желанное успокоение. Только сейчас он по-настоящему осознал, что находился всего-то в шаге от разоблачения. «Странно, что этот капитан милиции не узнал меня, – с облегчением подумал Хрипунов. – Я ведь с ним сидел в одной очереди, когда проходил комплексный медосмотр для трудоустройства в охрану. Помнится, даже о чем-то поговорили. Не оставила меня все-таки фортуна! Будем надеяться, что и дальше будет везти».
Отцепив от плеч погоны, Хрипунов сунул их в карман и поковылял к дому.
В уютном и теплом доме, где он рассчитывал найти покой, он вдруг вновь испытал чувство тревоги. По собственному опыту он знал, что такое состояние являлось предтечей чего-то худшего. «А может, поделиться своими переживаниями с Надькой? – Но он тотчас отбросил пришедшую мысль. – Не поймет! От прежней скромной девушки, с которой я когда-то познакомился, практически ничего не осталось. Разбаловала ее легкая жизнь! Что ни попросит, все получает! Одни наряды и украшения в ее тупой башке! А каким путем они достаются, так она уже знать не желает! С таким настроением идти на дело не стоит, можно наломать дров. Лучше переждать!»
Одевшись, Василий зашагал к выходу.
– Надька, дверь закрой! – выкрикнул он.
– Ты куда? – спросила Надежда, провожая мужа удивленным взглядом.
– Не дрейфь! Скоро подойду, – ответил Большак и вышел в прохладную ночь.
Миновав две короткие улицы, он свернул на третью, на которой проживал Петр Петешев. Поднялся по шаткому сырому крыльцу и потянул на себя дощатую входную дверь, недовольно скрипнувшую. Быстро взошел на второй этаж и негромко постучался в дверь, обитую красным дерматином.
– Сейчас открою, – раздался из глубины комнаты голос.
Через минуту дверь открылась, в проеме предстал Петр, который не выразил удивления по поводу столь позднего визита и предложил:
– Проходи.
Когда Большак прошел в коридор, Петешев, приложив палец к губам, пояснил:
– Мои спят. Шуметь не будем.
Василий понимающе кивнул и негромко заговорил:
– Я вот о чем подумал… Завтра к Кашафутдинову пойдем, чего нам медлить. Не каждый день такой богатый купец встречается.
– Большак, я не против, – обескураженно протянул Петешев, – но как тот капитан? Ведь он мог вас запомнить.
– Послушай, Петух, – с некоторым раздражением в голосе отозвался Хрипунов, – фарт любит отважных! Один раз спасуешь, так второй раз он уже не придет.
– Тоже верно, – не сразу, но согласился Петешев.
Широко улыбнувшись, Большак проговорил в застывшее лицо Петешева:
– У меня как раз свободный день будет. Чего же тянуть с хорошим делом? Часов в восемь собираемся в Лецком саду. Зайдешь к Бабаю и предупредишь его! А оттуда пройдем пешком. Недалеко! А заодно и свежим воздухом подышим. Предупреди Фрола, часов в одиннадцать он там должен быть. Пусть у дома не показывается, а встанет где-нибудь на отшибе, а мы ему подадим знак, когда подъехать к воротам. – Кивнув на прощание, Хрипунов вышел из комнаты.
* * *
Лецкой сад располагался близ центра Казани, по соседству с Марусовкой, между двумя большими улицами – Горького и Щапова, место, любимое многими казанцами. В конце восемнадцатого века на этом месте находилась усадьба достопочтенного генерал-майора Алексея Петровича Лецкого, в которой был большой сад. По прошествии многих лет от усадьбы не осталось и следа, а вот разбитый сад остался и унаследовал его фамилию.
На встречу Хрипунов явился первым. Присев под большой липой недалеко от входа, он вдохновенно пускал струйки дыма в смеркающееся небо, стряхивая пепел от папиросы себе под ноги. Как ни странно, за долгие годы существования Лецкого сада на его территории не произошло ни одного преступления, он оставался неким оазисом благополучия. Обычная картина Лецкого сада – молодая мамаша, толкающая впереди себя коляску с ребенком, или молодые влюбленные, держащиеся за руки. Собственно, так было и на этот раз: сад оставался пустынным, только в дальнем его уголке, где находились заросли сирени и пересекались две узких тропы, гуляла молодая пара, держа с двух сторон за руки трехлетнего малыша.
Подошли Петешев с Барабаевым. Высокий ссутлившийся Петр с небольшим коричневым чемоданом в руке напоминал припозднившегося сантехника. Барабаев, небольшого росточка, щуплый, проворный, быстрый, без конца что-то втолковывавший Петешеву, напоминал проворную собачонку.
Равнодушно поздоровавшись, сели рядом. Хрипунов едва кивнул, размышляя о чем-то своем.
– Петух, у тебя знакомый пасечник есть?
– Вроде бы нет таких, – обескураженно ответил Петешев. – А зачем тебе?
– Один Айболит сказал, пчелиным воздухом я должен дышать, помогает при контузии. Ты поспрашивай там у своих…
– Хорошо, поспрашиваю.
– Что у тебя там в чемодане? – спросил Хрипунов.
– Большак, будто бы ты не знаешь? – усмехнулся Петешев.
– А я думал, что ты слесарем подрабатываешь. – Показав недокуренную папиросу, Василий вдруг заговорил размеренным негромким голосом: – О чем это я вдруг подумал… На фронте за счастье было махорку покурить, а тут я папиросы курю, и не какие-нибудь, а «Герцеговина Флор»! Сам товарищ Сталин этот табачок предпочитает всем остальным… Тогда мне думалось, что за одну затяжку от «Беломорканала» готов полжизни отдать! Потому что и жизнь свою ни хрена-то не ценил. Впрочем, как и чужую… Чужую я и сейчас не очень-то ценю. Одну самокрутку на пять человек раскуривали. Бывало, смолишь махорку, и такое счастье на тебя накатывает! Думаю, столько уже бойцов полегло, а я вот опять уцелел. Опять повезло… А сейчас курю «Герцеговину Флор» и ни хрена ничего такого не чувствую! Внутри одна пустота! – Докурив папиросу, Хрипунов швырнул ее в урну и произнес зло: – Чего сидим? Потопали.
Поднявшись, Хрипунов уверенно зашагал из Лецкого сада.
К дому Кашафутдинова подошли около девяти часов вечера. Постучали в дверь. На стук вышел хозяин дома и, увидев уже знакомого лейтенанта, радостно произнес:
– Рахима, дощка, готовь щашки, к нам еще гости пожаловали. Товарищ милисыонер пришел. Сещас щай вместе пить будем. Он хороший щеловек, электропроводку у меня проверял, сказал, щто все в порядке. – Подступив ближе к Хрипунову, старик продолжал: – Не откажи, товарищ милисыонер, в этот день мой старший сын родился. Сегодня ему двадцать