Кстати, на днях я получил новые инструкции. Для этого мне пришлось посетить англиканскую церковь на Английской набережной, 56, прослушать скучную службу и получить конверт с письмом. Текст был прочтен, порван мною в клочья, а обрывки сожжены. На всякий случай вместе с конвертом.
Мне предлагалось еще раз посетить усадьбу Особы, но более обстоятельно, и осмотреть ее верфь.
И все же не это поручение следовало признать главным. В случае возвращения хозяйки усадьбы мне предписывалось принять меры, исключающие любое ее влияние на события, происходящие в России.
Единственной бумажкой, которую не следовало разорвать, был чек для предъявления в банк. Сумма равнялась моему предыдущему вознаграждению.
После этого я впал в несвойственные для меня раздумья. Весь вечер гулял по стемневшим улицам, размышляя, стоит ли связываться с таким поручением? Да, я мечтал о встрече с Особой, но не ради исполнения прихоти Лондона.
Настало утро, и сомнения исчезли. Я посетил банк и получил деньги.
Глава 42
— Маменька, а мы увидим море в этом году? — спросил Алеша.
— Непременно, — опередил меня с ответом супруг. — Наймем тысячу мужиков. Построим большую дамбу на речке Голубке. Будет не просто огромная запруда, а Голубкинское море. Как только ветер подует, научу тебя ходить под парусом.
— Папенька, а ты ходил с Алешей под парусом на заливе, когда мы в Питере жили? — укоризненно сказала Лизонька. — Ведь никогда так не бывало.
Сама, кстати, виновата. Запомнила Балтийское море с огромными волнами. Рассказала перед сном младшему братику. Вот он и размечтался.
— Тогда я был на службе, теперь — в отставке, — уже без самой малой дольки юмора ответил супруг.
Разговор мог выйти совсем печальным.
— А давайте «Море волнуется раз…»? Кто водит?
И Лизонька, и Сашка, и Алеша согласились. Когда же от общей игры решил не отставать и Миша, присоединился даже серьезный Степа. Ему и пришлось водить.
Может, и правда затеять стройку века. Хотя бы стройку года. А то деревенские забавы милы, но за три месяца немного наскучили.
* * *
В тот вечер — вечер триумфа и провала — Миша договорился со своим тезкой генерал-губернатором. Обещал, что мы покинем город в двадцать четыре часа, плюс-минус. На что было обещано не поторапливать. Так что мы получили вечер, ночь, утро и день на сборы.
Супруг пару раз сравнивал наш отъезд с бегством Энея из Трои на двадцати кораблях — в нашем случае трех пароходах. Я замечала, что мы не оставляем за спиной дымящиеся руины; Миша говорил, что такая операция равна половине пожара.
Пожалуй, он был неправ. Мы захватили все, что было нужно, а главное — всех, кого было нужно. Например, столица временно лишилась женщины-анестезиолога. Извините, моя коммерческо-благотворительная империя в первую очередь гарантирует безопасность своих участников. Поэтому и Василиса, и Василий ночью перебрались в Новую Славянку, а вечером отбыли на борту одного из пароходов. Конечно же, Василиса захватила всю свою анестезиологическую лабораторию. Теперь в моем поместье в Голубках самая квалифицированная медицинская помощь в России.
Тем же вечером Миша два часа изучал списки как оставшихся учеников, так и работников в Питере. Нашел трех человек, которым тоже желательно какое-то время провести вне столицы.
— Отосплюсь в каюте, когда отплывем, — заявил супруг.
И сдержал слово. Провел всю ночь в своей секретной лаборатории. Его помощники трудились в две смены, а он — в одну, без перерыва на сон. Часть моделей и наработок упаковал в спешно сколоченные контейнеры, а некоторые расплющил паровым прессом. Забрал нужные чертежи, остальные сжег. Ворчал, что здесь ничего не оставит, даже в самом надежном сейфе.
Когда муж подвел черту под личным кулибинством и эдисонством, он перешел к нашим общим проектам. В первую очередь — к верфи. Я сама проследила, чтобы все наши новации, особенно винтовые, уплыли с нами. Или были утоплены в Неве. Грустно посмеивалась, когда вспоминала слухи о том, что якобы нашла в озере золото, брошенное туда Наполеоном, убегавшим из России. Впрочем, я-то надеялась вернуться.
Всю ночь ходила по усадьбе, по хозяйственным постройкам. Поглядывала не своим, а чужим заинтересованным глазом: чем можно информационно поживиться? Прилегла на час, когда уже взошло солнце. Перед этим проводила супруга в Питер — сдавать дела в МВД.
* * *
И ночью, и утром потрудились основательно. Но самый неприятный момент настал, когда стали решать не что следует захватить, а на кого оставить Новую Славянку и производственные площадки в столице.
Еще сутки назад я легко бы рассталась с походной секретаршей и назначила Анастасию своим наместником. Но после того, как выяснилось, что улики оказались подброшены на журнальный столик, а за сутки до того в гостиной был визитер, прибывший в сопровождении Насти, да еще по ее просьбе…
Да, когда пожар, в первую очередь думают, как спасать людей и вещи, а не о поджигателе. Но без этого вопроса не обойтись.
— Аргентинский граф? — спросила я утвердительным тоном.
— Или совпадение, из тех, которых не бывает, — кивнул муж. — Завтра утром попрощаюсь, передам дела в ведомстве, попробую успеть узнать об этой персоне. А ты должна поговорить…
Я кивнула — понимаю с кем. И тем же вечером уединилась с Настей. Спросила:
— Почему этот граф из Аргентины смог убедить тебя, что ему непременно нужно на следующий день оказаться в Новой Славянке? Почему ты не объяснила ему, что без хозяйки в ее имение не приезжают?
Анастасия уже знала все, что произошло в Аничковом дворце, а также где нашлись улики в усадьбе. После моего вопроса пазл сложился и для нее.
Моя лучшая служанка и лучшая подруга глядела на меня затравленным зверьком, забившимся в угол. Взгляд молил: «Не будьте беспощадной, Эмма Марковна».
Но я не была беспощадной. Я просто ждала ответа.
— Эмма Марковна, я виновата. Никогда со мной такого не бывало, как в тот день, — начала Настя свой рассказ.
Говорила долго, подробно, отчетливо, как будто делала доклад о важной деловой поездке. А я слушала и еле заметно кивала: понимаю ситуацию. Захотелось даже замурлыкать песенку «Жил отважный капитан». Но не стала — придется отвлекать, объяснять смысл стишка, а вот подбодрить не удастся.
Все у моей девочки в порядке. Даже муж — добрый, покладистый, глядящий на нее чуть снизу. Без вопросов отпускающий жену в любые поездки и не спрашивающий: деточек