Мне не раз приходилось читать письма Особы — перехваченные на почте в далекие времена, когда госпожа Шторм считала Голубки своей единственной собственностью. Поэтому почерк я узнал сразу.
Послание было сухим, деловым, не то чтобы лаконичным, но и не пространным.
«Я никому не оказывала большего доверия, чем вам… Вы стали причиной падения моего мужа… Вам позволили искупить вину, надзирая за работой фабрики… Моя собственность сгорела… Отныне у меня нет оснований… Вас больше нет в моем сердце…»
Стиль письма был так же легко узнаваем, как и почерк. Нет сомнения: Ярославская фабрика стала последней ступенькой перед окончательным изгнанием самого доверенного лица госпожи Шторм.
Самого доверенного лица… Кстати…
— Мадам, — сказал я суховато, с почти незаметным привкусом пренебрежения, когда в России обращаются к женщине, намеренно не указывая ее статус, — я искренне сочувствую вам. Но я не намерен божиться и клясться в том, что отсутствовал на злосчастной фабрике в тот день, когда она была испепелена. Говоря проще: я ее не поджигал.
— Да, вы ее не поджигали, — ответила Анастасия. — Но вы стали первопричиной моей немилости. Поэтому вы обязаны компенсировать понесенные мною потери и помочь мне и моему супругу занять подобающее место в обществе.
Конечно же, я ответил не сразу. Затянулся сигарой. Отхлебнул вина — отметил, что не предложил гостье никаких угощений. Лишь тогда сказал:
— Мадам, вы откровенны. Откровенным буду и я. Я вряд ли ошибусь, предположив, что единственным средством для вас и супруга, чтобы занять подобающее место в обществе, являются деньги. Давайте договоримся: я вам не обязан и не должен. Я могу вам помочь в обмен на услугу с вашей стороны, которую я сочту достаточно ценной. Вы привыкли общаться с негоциантами, вас не должен удивить такой подход. Итак, что вы можете предложить мне?
— Мою бывшую хозяйку, Эмму Марковну Шторм, — сказала гостья. И я смог скрыть радость так же умело, как недавно скрыл тревогу.
* * *
После этого гостье был предложен и чай, и херес — она, несомненно, замерзла, пока искала мое новое жилище. Мне очень хотелось узнать, как ей это удалось. Но вряд ли стоило удовлетворять праздное любопытство, пока не достигнута главная договоренность.
А она далась с трудом. Товар, предложенный гостьей, мне понравился. Она обязалась ввести меня в усадьбу госпожи Эммы Шторм, обезвредить охрану, дать доступ в кабинет, в котором хранятся деньги, ценные бумаги, а также чертежи особо важных технических новшеств. За это содействие бывшая секретарка могла рассчитывать на четверть всех ценных трофеев нашей экспедиции.
Во время разговора я пару раз поймал себя на том, что полностью вышел из роли иностранного графа, лишь этой весной принявшегося за изучение русского языка. Впрочем, теперь я был директором театра, а не актером. Гостья могла иметь любые предположения относительно моей персоны, но меня они не заботили. Да и она воздерживалась от вопросов, неуместных в данной ситуации.
Камнем преткновения, вернее заминки, стало другое — судьба госпожи Шторм. Предательница пожелала быть уверенной в безопасности своей бывшей хозяйки. Она постоянно подчеркивала, что готова ввести меня в ее дом лишь со шпионской целью — «как в прошлый раз». Допускала ограбление, но не допускала убийства.
Не скрою, в эту минуту гостья показалась мне забавной. Она чем-то напоминала нынешнего государя, желавшего получить гарантии от заговорщиков, что его курносый папенька, многократный оскорбитель гвардейского офицерства, сохранит жизнь в ночь мартовского переворота. Хотя все понимали: иных надежных средств избавиться от него не существует.
— Мадам, — сказал я с добродушной усмешкой, — именно вы, и никто другой, можете способствовать благополучию вашей хозяйки. Когда мы придем к ее спальне, вы сообщите ей, что в усадьбе находятся тридцать вооруженных людей, и она покорится судьбе.
— Действительно тридцать? — удивленно спросила гостья.
— Мадам, числительное — фигура речи. Но поверьте, людей будет достаточно.
Гостья замерла, желая что-то сказать. Но понимающе кивнула.
Вообще-то, она, сама того не желая, оказалась змеей-искусительницей. Да, я осознавал, что мне легче всего выполнить поручение заказчиков в самом простом и надежном варианте.
И чувствовал, как не хочу так поступить.
Ведь Особу можно похитить. Не тридцать, но шесть человек, кроме меня и слуги, — достаточный отряд для такой экспедиции. Увезти, держать во внутренних комнатах нанятого дома на городской окраине. Вымогать капиталы. Дождаться весны, отпустить. Выполнить порученное и стать богачом.
Очень рискованно. Как быть с детьми? Как быть с ненавистным мне супругом, который почти вернул прежнее положение и опять товарищ министра?
И главное, как быть с самой Особой, дамой прыткой и сообразительной, способной сбежать из-под любого караула — это проверено.
Буду действовать по ситуации. А пообещать предательнице-проводнице можно все что угодно.
* * *
С экспедицией я решил не тянуть, в первую очередь чтобы помощники-аракчеевцы не одумались и не уехали. Поэтому отправились уже следующей ночью, благо в ноябре это время суток долгое.
Заранее были наняты две кареты дилижансного образца. Кучера получили хороший задаток и пообещали дремать на козлах, пока пассажиры не вернутся, а главное, не замечать, что те принесут и даже кого приведут.
Меня немного раздражали продолжавшиеся попытки секретарки вымолить гарантированную пощаду для Особы. Но грех отрицать — предательница оказалась полезной. Она показала, где надежней всего оставить кареты. Нашла без потайного фонаря тропинку вдоль ограды, привела к секретной калитке.
Оказала особо ценную услугу: перелезла по приставной лестнице, первая спрыгнула на ту сторону и перед тем, как отворить, позволила узнать себя сторожевой собаке. Когда мы входили, пес поглядывал с недоверием, но секретарка поглаживала его, и он лишь тихо ворчал.
С каждым этапом экспедиции я больше и больше радовался, что мы столь успешно договорились. Проводница легко нашла незапираемую дверь в усадьбу. Велела подождать, пока пройдет сторож-обходчик. И наш отряд в дерюжных бесшумных туфлях пошел по одной из служебных лестниц.
Проще всего вышло с кабинетом. Оказалось, что секретарку уволили, не отобрав ключи.
Мы затворили дверь и наконец-то прибегли к двум потайным фонарям. Впрочем, ночь выдалась не по сезону ясной и лунной, а шторы кабинета были не задернуты. Поэтому я отчетливо видел очертания огромного несгораемого шкафа.
Только тут я сообразил, что есть некоторое противоречие между истинной целью моего визита и надеждами предательницы. Со мной были охотники на людей, а не взломщики сейфов, и тем более отсутствовали средства для данного предприятия.
— Может, у вас есть ключ