Американская история любви. Рискнуть всем ради возможности быть вместе - Илион Ву. Страница 86


О книге
сопровождавший Уильяма в этой процессии, тоже отметил молчавших южан: «Похоже, впервые в жизни они почувствовали себя в намордниках: не осмеливались даже лаять, не то чтобы кусаться» [724]. А трое чернокожих, за которыми в Америке была бы открыта настоящая охота, свободно ходили и общались с людьми со всего мира. Как вспоминал Фармер: «Художник не смог бы найти лучших моделей для картин “Вина” и “Невинность”, чем рабовладелец и раб на этой Всемирной выставке».

Это истинный «триумф беглых рабов». Отметьте, выступать они не стали: рабовладельцы, сами того не желая, стали частью представления, составленного и сыгранного Крафтами и Брауном. И в этом представлении Уильям и Эллен переписали свою историю так же изобретательно, провокационно и отважно, как и все повествование жизни.

Они не шли бок о бок, как хозяин и раб, не шли под руку, как муж и жена. Они шли вместе, в кругу друзей. Они шли по всему миру, полностью освободившись от ролей, которые некогда определяли их не только в Америке, но и за границей. В последней демонстрации не было ролей, которые им постоянно приходилось играть во время лекций, – ролей смешанных, призванных вызывать шок, слезы и восхищение. В международной хрустальной прозрачности, показывавшей жизнь, какой она может быть и, возможно, когда-нибудь будет в Соединенных Штатах и во всем мире, Уильям и Эллен, Эллен и Уильям освободились от бремени. Они стали гражданами мира: хозяин – раб, муж – жена – этих понятий более не существовало.

* * *

Настала пора уезжать. Время, проведенное в Лондоне, было очень напряженным. Днями и вечерами Крафты встречались со множеством аболиционистов, в том числе с известной эмигранткой из Бостона Марией Уэстон Чепмен (ее называли лейтенантом Гаррисона). Она раздраженно писала о ситуации с Пеннингтоном из Парижа и успокоилась лишь после личной встречи. Встретились они и со злейшим врагом Уильяма Уэллса Брауна, секретарем BFASS Джоном Скоблом, с которым умело справилась Эллен, задав ему прямые и нелицеприятные вопросы [725]. И на этом все было кончено. Через два дня после выступления на выставке Крафты простились с Брауном и вместе с Эстлинами отправились в Оккам.

Городок мог показаться уютным, зеленым концом мира. Старая приходская церковь, живописный особняк, школа, фермы, поля – и больше ничего. Компанию Крафтам составляли Лашингтоны: сестры Элис и Фрэнсис, почти ровесницы Эллен, управляли школой, и их отец Стивен, известный юрист-аболиционист и реформатор. В свое время он приложил немало усилий, чтобы работорговля в Англии прекратилась. Но, как с огорчением узнал Уильям, большую часть учеников школы составляли дети в возрасте до тринадцати лет [726]. Их училось около пятидесяти – половина мальчики, половина девочки [727]. Школу создали, чтобы дать детям образование и практические навыки, избавляя от дурного влияния и нищеты.

Эстлинам было нелегко убедить друзей приехать сюда, и они пребывали в состоянии легкой паники. Им казалось, что Эллен там понравилось, однако Уильям осматривал территорию с довольно мрачным видом. И неважно, что у школы свой печатный пресс, глобусы и даже «волшебный фонарь», Крафтам выделили домик, а затем и отдельное место для учебы [728]. Контраст с миром Всемирной выставки, где встречались и пересекались разные культуры, куда съехались люди всех цветов кожи, где повсюду можно было видеть достижения технологии, оказался слишком резким. Даже в Джорджии Крафты не жили в такой глуши.

Уильям спросил, нельзя ли перебраться поближе к Лондону. Когда они обсуждали финансовые вопросы с доктором Эстлином, он сказал, что не хотел бы пользоваться благотворительностью [729]. Сам Уильям жаждал осенью вернуться к лекционной работе вместе с Брауном и его панорамой, но тот сам посоветовал Крафтам отправиться в Оккам. Лекционный сезон близился к концу, к нему уже ехали дочери, пришло время задуматься о будущем. Эстлин тоже считал, что на данный момент Оккам – лучшее место для супругов. Неприлично отклонить такое предложение.

Да и Эллен тут понравилось. Эстлин писал, что Эллен с самого начала приглянулся Оккам. Если понятно, почему Крафты не хотели сюда ехать, точно так же понятно и то, почему они согласились. Несколько месяцев супруги постоянно переезжали с места на место вместе с Брауном. Эллен чувствовала себя неважно. В Оккаме они наконец обрели покой, безопасность и одиночество. Они могли получить образование и начать семейную жизнь на свободе – воплотить давнюю мечту, которая заставила их бежать из Мейкона. Здесь можно было зажить спокойной домашней жизнью и получить образование.

Крафты остались, их друзья вернулись в столицу. Между ними было 48 километров, но это совершенно разные миры. Эстлины приехали в Лондон и написали друзьям о «счастливой развязке» истории Крафтов. Они были рады, хотя в глубине души понимали: не все так, как казалось. Их беспокоило настроение Уильяма. Эстлин предупреждал его: потеряв поддержку новых друзей, не удастся ее вернуть. Зато об Эллен он отзывался в исключительно восторженном тоне, предсказывая, что она «рождена для великих дел!» [730].

И одно такое возникло в ближайшие месяцы: Эллен и Уильям ждали ребенка.

Рожденный свободным [731]

В неизвестный нам день изящная дама лет пятидесяти, подобрав пышные юбки, поднималась по лестнице скромного домика в Суррее. Она прошла через узкий холл и остановилась у порога комнаты, где у окна за шитьем сидела молодая женщина. Гостья заметила на ее коленях учебник грамматики, а рядом на столике газеты – Liberator Гаррисона и North Star Дугласа. Молодая женщина заметила гостью и поднялась, чтобы поздороваться. К Эллен Крафт приехала леди Байрон.

Две дамы провели за чаем около часа. Эллен снова рассказывала свою историю, и гостья не могла сдержать слез. Леди Байрон была поражена, что Эллен казалась совершенно белой и близкой ей по духу. Она поверить не могла, что рядом с ней «американская рабыня». Удивило и другое. Когда Эллен поднялась, чтобы поздороваться и приготовить чай, становился виден округлившийся живот. По-видимому, ей пришлось распустить пояс юбки, как она когда-то сделала это для хозяйки в Мейконе.

Леди Байрон живо вспомнила собственную беременность много лет назад. Тогда эта талантливая женщина (за способности к математике ее называли «принцессой параллелограммов» [732]) обнаружила, что молодой муж, знаменитый поэт лорд Байрон, неверен ей и жесток. У него было множество скандальных романов – по слухам, даже с собственной единокровной сестрой. Через несколько недель после родов леди Байрон забрала ребенка и сбежала. А теперь единственная дочь Ада Лавлейс (сегодня ее называют первым компьютерным программистом и первым визионером мира технологий) тяжело больна

Перейти на страницу: