Наконец скважину удалось взять под контроль. Лапин организовал подачу горячего пара по всей системе труб. Кузьмин с бригадой начал монтаж временных заплат на разорванном участке.
Рихтер, растирая обмороженные руки, оценивал масштаб разрушений:
— Нужно полностью менять эту секцию. И срочно утеплять всю систему. Иначе следующий разрыв может быть где угодно.
Я посмотрел на часы. Уже четыре утра. До рассвета оставалось несколько часов. Но отдыхать некогда.
— Собирайте людей у полевой кухни, — распорядился я. — Всем горячий чай и дополнительный паек. А потом начинаем монтаж новой системы.
Зорина, закутанная в тулуп, уже раздавала помощникам термосы с горячим чаем, настоянным на травах:
— И обязательно разотрите руки! У кого появится жжение или онемение, сразу ко мне!
Над промыслом постепенно занимался морозный рассвет. Впереди новый день борьбы с холодом. И нужно успеть подготовиться к еще более суровым испытаниям.
Глава 9
Высокосернистый сюрприз
К восьми утра в штабной палатке снова собралось техническое руководство. От раскаленной буржуйки шло живительное тепло, но усталые лица людей оставались напряженными. Ночное происшествие показало, что времени на раскачку больше нет.
Рихтер, с забинтованными обмороженными пальцами, развернул на столе новые чертежи:
— Нужна полная реконструкция системы обогрева. Вот здесь и здесь, — он водил карандашом по схеме, — установим дополнительные паровые котлы. Самое важное теперь это создать замкнутый контур с постоянной циркуляцией горячего теплоносителя.
— На это уйдет много топлива, — заметил Лапин, рассматривая расчеты.
— Зато не придется каждый раз отогревать замерзшие трубы, — возразил инженер. — И еще… — он достал еще один чертеж. — Я тут придумал новую конструкцию тепловой рубашки. Двойные стенки с воздушной прослойкой, как в термосе.
Островский поднял голову от записей:
— А что с буровым раствором? При такой температуре обычный состав не работает.
— Есть идея, — Рихтер протянул ему исписанный лист. — Можно добавить в раствор хлористый кальций. Это снизит температуру замерзания.
— И заодно решит проблему с коррозией труб, — кивнул химик. — Только нужно срочно заказывать реагенты.
Я посмотрел на карту снабжения:
— Глушков, организуйте доставку из Бугульмы. И заодно проверьте запасы угля, с новыми котлами расход увеличится вдвое.
Кудряшов разложил метеосводки:
— По прогнозам, через неделю ударят настоящие морозы. Можем получить до минус тридцати.
— К этому времени должны успеть модернизировать систему, — Рихтер вернулся к чертежам. — Вот график работ. Надо организовать круглосуточные бригады.
В этот момент в палатку вошел Лапин:
— На буровой закончили замену поврежденной секции. Можно запускать насосы.
— Погодите, — остановил его Рихтер. — Сначала нужно опрессовать всю систему. При такой температуре могут быть скрытые трещины.
Я обвел взглядом усталые, но решительные лица соратников. За эту ночь мы многому научились. Теперь предстояло использовать этот опыт.
— Действуем так, — подвел я итог. — Александр Карлович, руководите модернизацией. Лапин, организуйте бригады. Островский, займитесь новым составом раствора. Глушков, обеспечьте поставки материалов. На все про все — неделя.
— Успеем, — кивнул Рихтер, бережно сворачивая чертежи. — Лишь бы больше не допустить повторения этой ночи.
Снаружи донесся протяжный гудок. Буровая готовилась возобновить работу.
За пологом палатки в морозном воздухе плыл пар от паровых котлов. Где-то на востоке, за свинцовыми тучами, занимался новый рассвет.
Три дня круглосуточной работы полностью преобразили промысел. Паровые котлы, укрытые добротными деревянными коробами, исправно гнали горячий теплоноситель по замкнутому контуру труб.
Двойные тепловые рубашки, придуманные Рихтером, надежно защищали оборудование от промерзания. Даже буровой раствор с добавкой хлористого кальция больше не грозил ледяными пробками.
Термометр показывал минус восемь. Не самая страшная температура после недавних испытаний. Но расслабляться нельзя. Кудряшов предупреждал о приближении нового холодного фронта.
Я как раз просматривал сводки метеостанции, когда в дверь штабной палатки торопливо постучали.
— Леонид Иванович! — голос Островского звучал непривычно встревоженно. — Срочно зайдите в лабораторию!
В его походной лаборатории, размещенной в большой армейской палатке, царил привычный химический беспорядок. Колбы, пробирки, склянки с реактивами занимали все свободное пространство. Две керосиновые лампы с увеличительными стеклами освещали рабочий стол.
— Смотрите! — Островский протянул мне пробирку с темной жидкостью. — Полный анализ вчерашних проб.
Тонкие пальцы химика, обычно такие уверенные, заметно подрагивали. На столе лежали исписанные убористым почерком листы с колонками цифр.
— Содержание серы превышает все мыслимые пределы, — он торопливо перебирал бумаги. — А концентрация сероводорода… Такого я еще не видел!
Я внимательно просмотрел результаты анализов. Действительно, цифры впечатляли. Даже бакинская нефть не отличалась такой агрессивностью.
— Это еще не все, — Островский поднес к лампе другую пробирку. — Обратите внимание на цвет. При взаимодействии с воздухом образуются соединения.
В этот момент снаружи донесся резкий металлический звон. На буровой меняли очередную колонну труб. Тревожный звук заставил нас переглянуться. Теперь каждая операция на скважине могла обернуться серьезной опасностью.
Нужно срочно принимать меры. В памяти всплыли сведения из будущего о системе защиты от сероводорода. Но как адаптировать эти технологии к возможностям 1930 года?
После разговора с Островским я отправил срочные записки всем руководителям служб. Потом достал старые отчеты по бакинским промыслам. Нужно подготовить обоснование для будущих предложений.
Через час штабная палатка наполнилась людьми. Рихтер привычно устроился у чертежного стола, Лапин примостился на походном табурете, Зорина заняла место у окна. Островский, все еще взволнованный своим открытием, раскладывал на столе пробирки с образцами.
— Ситуация серьезнее, чем мы думали, — начал я, кивнув химику. — Гавриил Лукич, покажите результаты анализов.
Островский вывел на доске длинный ряд цифр:
— Содержание серы превышает пять процентов. Концентрация сероводорода… — он подчеркнул особенно впечатляющие значения.
— При таких показателях обычные методы защиты не сработают, — Рихтер снял запотевшие очки. — Обычная сталь не выдержит.
— А что с воздействием на людей? — подала голос Зорина.
— Смертельно опасно, — Островский покачал головой. — Даже кратковременный контакт может привести к тяжелым последствиям.
Я дождался, пока все осознают серьезность положения.
— У меня есть предложение, — как бы между прочим произнес я. — В Баку, на старых промыслах, использовали известковое молоко для улавливания сероводорода.
— Известковое молоко? — Рихтер заинтересованно подался вперед.
— Да, простая, но эффективная система. Пропускаем газы через раствор гашеной извести.
Рихтер выхватил карандаш и начал чертить схему:
— Вот здесь можно поставить абсорбционную колонну… Трубы проложим с уклоном…
— И еще одно, — я достал образец потемневшей медной пластинки. — Обратите внимание, как сероводород взаимодействует с металлом. Что если использовать это для раннего обнаружения утечек?
Островский схватил пластинку:
— Гениально! Простейший индикатор… Можно расставить такие датчики по всей площадке!
— А для защиты людей, — я повернулся к Зориной, — можно модифицировать обычные противогазы. Но в фильтры можно добавить определенные химические компоненты.
Мария Сергеевна быстро записывала:
— Какие именно компоненты вы предлагаете?
Я назвал несколько доступных веществ, якобы вычитанных в старых технических журналах. На