– Ну и страху я натерпелась, Ягуня! – наконец вымолвила ворона, переведя дух. – А всё Пупс этот, змей проклятый!
– Это было покушение? Он убить тебя пытался? – испуганно спросила я.
– Расскажу всё по порядку! – решила Воронесса, к которой, кажется, вернулась способность мыслить здраво и структурно. – Значится, пришла я к нему, а он такой весь обходительный, в смысле, обошёл меня кругом два разА и говорит: «Как, вы нынче интересно выглядите, дорогая, вас просто не узнать!»
– А ты что? – спросил подоспевший и всё простивший Бардадым (всё-таки для козла он был слишком любопытен).
– А я всё по этикету ихнему заморскому ответ держу: спасибо за комплимент, дескать, сама на себя не нарадуюсь! А он так улыбнулся коварно и откушать предложил, – продолжала Воронесса. – Ну я и согласилась. Чего ж, думаю, не откушать, когда сам предлагает? Зашли мы в его личные покои, а там (мать моя, ворона старая!) свечи горять красныя, на полу намусорено – лепестки фиолетовые валяются, и кругом марево такое от благовоний – топор вешать можно! Ну а посередь горницы стол с яствами разными. Думаю, что за притча такая?!
После этих слов мне стало немного совестно: похоже, Ванадий приготовил мне романтический ужин, а я подсунула ему Воронессу! Нехорошо получилось! Может быть, королевич от чистого сердца хотел сделать мне сюрприз?! Хотя Баба Яга не подходила ему по возрасту, да и жених он чужой, но вкусы у всех разные, и вообще главное в женщине (даже в ведьме) – это душа, а сердцу не прикажешь.
– А он? – продолжал выспрашивать Бардадым.
– А он хвать графин с иноземной бормотухою и в бокал мне эдак наливает! Только, видно, скуп оказался: не до краёв налил, а так, на донышке (экономил, вишь, больно сильно!), а потом поджёг, так что огонёк синий появился и дыма ещё больше стало! Ваше здоровье, мол, дорогая, только вы с вашим изысканным вкусом и тонкой душевной организацией сможете оценить прелесть этого напитка! – Воронесса уже вошла во вкус, и рассказывала с большим жаром, дорвавшись до благодарной аудитории. – Ну, я подумала: гори всё синим пламенем! Дыма нюхнула через трубочку махонькую, да бокал-то залпом и оглоушила, чтобы подозрения не вызывать!
Я чуть не покатилась со смеху! Ванадий старался очаровать мою ворону (то есть меня, а если быть уж совсем точной, то Бабу Ягу, а может, и всех нас вместе взятых) изысканными манерами, подал вино, как в дорогих ресторанах подают самбуку, а Воронесса не оценила этой мистерии: не та целевая аудитория. Ворона виновато взглянула на меня и добавила:
– В общем, разморило меня. Очнулась – лежу натурально на диване, ворот распахнут непотребно, а Пупса этого и след простыл! То ли он на честь мою, то есть твою, Ягуня, покусился, то ли…
«Ключ искал?» – подумала я.
– Я ж, не будь дурой, вскочила и давай обыск у него учинять! – продолжала Воронесса.
– Сыскарь-недоучка экзальтированная! – проворчал Бардадым.
– Много у него вещиц диковинных! Глаза у меня разбежались: тама украшения богатыя, тута бумаги, непонятными рисунками изрисованныя, и кинжалы тонкия в узких таких стаканчиках вроде как отмокают, да пузырёчки всякие разноцветные так и просят: открой и выпей… Но, думаю, пить-то хватит, пожалуй! И вдруг смотрю: у шкапчике конфеты, вроде, в ларчике лежат, обёртки блестящие. Я забылась да и клюнула одну носом. А она как зашуршит, как закружится! Я только отшатнуться успела, и тут – бабах! И всё вдребезги! А в дверях Ванадий со стаканом воды застыл, и как плеснёт на меня! А потом ещё один взрыв, и ещё! Я в окно и сиганула!
М-да… А ведь королевич, возможно, пытался спасти Воронессу. Ей стало плохо от алкоголя, он хотел привести её в чувство, распахнул ворот и побежал за водой, которую потом вылил, чтобы потушить огонь. Молодец, получается, Пупс? Но зачем ему взрывающиеся конфеты и стилеты в пробирках… не о них ли говорила Воронесса? Свататься с таким арсеналом не ездят. Он что, военный переворот в Запенде учинить собрался? Мне сразу вспомнился сожжённый ультиматум Кадваладура, адресованный князю, и взрыв избушки Бабы Яги. Может быть, они никак не связаны, но проверить следовало бы.
– Что за шум, а драки нет? – громко прозвучал сзади голос воеводы.
За своим командиром уже толпились сонные гриди. Яробор со товарищи поспешил на помощь, резонно полагая, что взрывы просто так не происходят, а из хором бежали другие сонные обитатели – челядины и бояре. А что же Ванадий? Я подняла голову и увидела, что королевич смотрит на меня из окна то ли с укоризной, то ли со светлой печалью во взгляде – в темноте было сложно понять.
– С вами всё в порядке! – воскликнул он сдавленным голосом и закашлялся от дыма, а потом добавил: – Я так рад!
И столько было в его словах беспросветной честности и обезоруживающей кротости, столько сладости в ангельском голосе, что все сомнения мои отступили, оставив место тревоге и мукам совести. Ведь это я во всём виновата!
– Спускайся к нам, королевич! – крикнула я. – В покоях сильное задымление, как бы ты не угорел, часом!
– Я бы рад, да не могу! – смущённо сказал Ванадий. – Нога совсем не слушается! Наверное, от нервов. Вот если бы вы перенесли меня вниз своей магией…
Тут настал мой черёд крепко задуматься. Все ждали от меня чуда, и прославленная ведьма Баба Яга не могла ударить в грязь лицом. Рагне Стигг стоял поодаль в общей массе народа, чтобы не вызывать подозрения, и тоже напряжённо размышлял, как мне помочь. Секира орка в данном случае была бесполезна.
– Верно говорит жених иноземный! Спасти его – первое дело, государственного значения! – поддержал королевича Остромысл.
Всё время до этого ближний боярин князя держался в тени, а сейчас вдруг решил проявить себя, будто пошёл в наступление. Вид у него был мрачный и жутковатый, даже какой-то вызывающий. Мне показалось, будто глаза у него как-то подозрительно подсвечивают в темноте, отливая в багрянец. Впрочем, может быть, это отражались в его зрачках языки пламени факелов, которые принесли княжеские гриди? Баюны-коты, словно злобные папарацци, были тут как тут, нервно дёргая хвостами за спиной Остромысла и тараща на меня горящие жёлтым глаза с расширенными чёрными зрачками