Аделина не могла это не услышать!
Она замирает.
Она услышала.
Какой бабе понравится, что во время минета ее называют чужим именем, пусть и погибшей жены? Приятного мало!
Твою мать!
Кира, проваливай уже из моей головы! Трясу головой, сбрасывая ненужное наваждение!
Поднимаю застывшую Аду с колен, стараясь не смотреть в глаза, и целую, лишая возможности что-то мне сказать. Тяну в спальню и падаю с ней на кровать, пока она не вздумала взбеситься и послать меня. На всякий случай закрываю ей рот рукой и искупляю свою вину, собирая ртом с каждой клеточки ее тела влагу то ли от душа, то ли от наших непрекращающихся баталий. С шеи. Впадины между ключиц. Правой груди. Прикусываю сосок. Сквозь ладонь рвутся ее стоны. Левой груди. Кручу языком сосок, подергивая губами. Спускаюсь ниже. К животу. Ее кожа такая вкусная, что не могу представить, как можно от нее оторваться. Сосредотачиваюсь на шраме и максимально нежно обхожусь с ним, знакомясь с каждым чертовым стежком, одновременно массируя внутреннюю поверхность бедер, как бы мимолетно касаясь жаждущей меня слизистой между ног.
Не тороплюсь ворваться в нее. Я хочу, чтобы она умоляла меня об этом. И она это делает, кусая в ладонь, припадая к моему рту и сквозь поцелуй вдыхая в него:
– Макс, не могу уже, пожалуйста…
Но я не поддаюсь на ее увещевания. Вместо этого – довожу ее до истерики, когда моя ладонь накрывает все пространство между ног, размазывая соки вверх и вниз. Затем погружаю в нее два пальца, чувствуя тугое кольцо влажных бугорчатых мышц. Они податливо томятся, набухают, трепещут. Устраиваю там ураган, раскачивая ее изнутри. Нахожу нужную точку на карте ее возбуждения, от воздействия на которую она начинает трястись и бороться с моей рукой, хватаясь за нее своими и сжимая в тисках ног. Но я сильнее. Настойчивее. Я здесь не почетный гость. Я – единоличный хозяин. Бескомпромиссный рабовладелец. Властный господин.
От моих движений она извивается и дерет ногтями спину. Рычит и кусается. Моя кошка. Моя.
Дикарка. Сумасшедшая. Беснующаяся. Моя.
Я и сам больше не могу сдерживаться, но для меня сейчас важнее доставить удовольствие Аде. Когда она практически перестает сопротивляться и начинает обмякать под моими пальцами, иду на абордаж и захватываю власть над ее телом окончательно, вторгаясь уже членом, извещая глубокими, тягучими, точными залпами внутри нее о приближении конца.
Внутри нее меня самого начинает трясти и я уже не понимаю, кто управляет этим процессом, я или она. Температура внутри сменяется от жара до холода и обратно. Все датчики температуры пищат от ее критических перепадов. Кусаю губы, чтобы хоть немного продлить наш пожар. Я на пике. Она тоже. Ада взрывается, сжимая меня до боли внутри и падает на подушку без сил, часто дыша. Вытаскиваю член и изливаюсь ей на живот. Размазываю по нему сперму ладонью, помечая не только его, но и ноги, грудь, шею и падаю рядом. Она тянется к моей липкой руке и прижимает к своему лицу, сначала целуя, а потом слизывая остатки семени. Нависаю над этой безумной, убирая руку с лица и целую ее щеки, глаза, нос, волосы, чувствуя во рту соленый привкус. И это не вкус слез, уж себя-то я не обманываю. Это терпкий вкус победы над ее попытками сбежать от меня. Это вкус жизни. Вкус нашего будущего.
Даже на краю земли я отыскал бы тебя, Аделина. В Антарктиде. На дне Марианской впадины. В космическом шаттле, пролетая под звездами. Даже на том свете. И дело не в сексе. Ты засела внутри меня с самой первой встречи и захватила власть на корабле. Кого я обманываю? Это ты моя единоличная хозяйка. Бескомпромиссная рабовладелица. И властная госпожа.
***
– Это было прекрасно, Максим, – нет слов круче для мужика после отменного секса. И Аделина говорит их мне, устраиваясь на моей груди. – Даже лучше, чем я могла представить. А представляла я разное…
Она сильнее прижимает меня к себе руками, а я слегка в шоке от ее признания. Она представлял наш секс? Когда? Как часто? Какие картинки мелькали в ее безумной голове? Хочу поставить галочки “выполнено” напротив каждой!
– Если я скажу, что делал я с тобой в своих мыслях, ты сбежишь, – отвечаю откровенностью на откровенность. Не хочу ее пугать, но я планирую крутить ее вокруг своего члена так, чтобы эта книженция под зашоренным названием “камасутра” начала краснеть и прятать стыдливо буквы.
– Не сбегу. Никуда не сбегу. И… Не знаю, что ты обо мне подумаешь, но я хочу еще…
– Я подумаю, что ты ненасытная, Аделина. И у меня большие планы на твою ненасытность, – видела бы она мое лицо, на котором улыбка растеклась от уха до уха в виде радуги и бабских единорогов.
– Насколько большие, можно уточнить? – Ее чувство юмора возбуждает не меньше ее задницы, которая отпечаталась фотографией в моем мозгу после ее выкрутасов на доске.
– Думаю, минут через десять-двадцать будут настолько большие, насколько это возможно. Расскажешь, откуда у тебя шрам? – Когда я не в Аделине меня постоянно сносит вниманием к нему.
– Не сегодня, Максим. Завтра, обещаю, что завтра, прям с утра, под чашку крепкого кофе все расскажу. Не хочу сегодня драмы. Только тебя. И даже если ты больше уже не сможешь, просто обнимай меня вот так… – Она осыпает легкими поцелуями мою грудь.
– Ты сомневаешься в моих способностях, беглянка? Придется тебя наказать! – Щипаю ее за попку, щекочу под ребрами и растворяюсь в новых эмоциях под ее стрекочущий смех.
Завтра нас ждет разговор не только о драмах из ее прошлого, но и о нашем ближайшем будущем. Я не стану говорить об измене Потапова, это их дело. Но и не дам вернуться к нему, как бы самонадеянно это не звучало.
А пока мы лениво встаем с кровати и плетемся второй раз под душ, который придает нам новые силы, и мы, голожопые, бежим по прохладному деревянному полу на кухню потрошить мои запасы еды.
Эта чертовка быстро меня раскусила с домом, отпираться нет смысла. Я придумал эту историю с ограблением, чтобы добавить перчинки в наше приключение, проверить уровень ее безбашенности, не делая акцент на его главном событии. Что ж, результатами проверки я остался доволен. Более чем.
Мне нравится, что она не стесняется меня, дефилируя голышом с высоко поднятой головой. По-королевски. По-хозяйски. Подначивая меня своими кошачьими движениями. Будто всю жизнь