Перечитываю.
Ну, нет, бред какой-то.
Ничего не понимаю.
Еще раз зову Макса, шлепая босыми ногами по холодному полу. Нет его здесь. Потом звоню. Абонент не доступен. Полотенце падает к ногам. Что у него случилось такого важного, что после нашей ночи он так резко уехал? Что-то серьезное? У меня нет обид, но дурной мозг по привычке рисует какие-то страшные ветки вероятности. Запрещаю себе думать о плохом. Одеваюсь. И жду Михалыча на улице.
Дальше все, как в тумане. Возвращаюсь в лагерь. Михалыч ничего не знает, просто возвращает меня в лагерь и кружит вокруг мамы. Забираю Оливку. Ничего не понимающая мама говорит, что к обеду за Кирюшкой приедет Карина. Беру его с нами на зарядку ребят. Пишу Максу, спрашивая, все ли с ним в порядке. Но абонент по-прежнему отключен.
Помимо моей воли внутри начинает дергаться колючее ожидание, пронизывая острой бездушной спицей в разных частях тела, превращая меня в ежика, который еще прошлой ночью был довольным румяным колобком, когда его с пылу-жару достали из печи. Что-то точно случилось. Не мог Макс просто так рвануть в Москву вообще без объяснений. Что?!
Мне остается только ждать. Хорошо, что я в лагере, и дети меня отвлекают от тревожных предчувствий. Смотрю на Кирюшку с Лив, что играют в купальниках у причала в куличики с детьми постарше и надеюсь, нет, не так, отчаянно верю, что наш хэппи энд – вопрос ближайшего времени, что мы не втянемся в очередную тяжбу чувств, драмы и не наломаем новых дров, ведь у нас завален ими весь задний двор прошлого. Настало время топить домашний очаг, собираться у него большой дружной семьей и заниматься высадкой новых деревьев. С детьми, родителями, друзьями.
– Аделина, мать твою! – Оборачиваюсь на резкий крик и вижу бегущую ко мне красавицу-Эми и идущую следом Карину. Встаю с песка, отряхиваю шорты и иду их встречать.
Карина придирчиво и не стесняясь разглядывает меня и равнодушно-скучающе смотрит по сторонам.
– Макс должен был приехать к концу лагеря, как в прошлый раз. Аделина – вы его причина отменить всю работу, нарядиться нянькой и сидеть вытирать сопли своим музыкантам? – Карина не меняется, говорит, что думает, не заботясь о прелюдиях к острым вопросам.
– Не знаю, – жму плечами под утвердительно-веселый взгляд Эми. – Как видишь, он все-таки уехал на работу, еще и в Москву. – Жаль, что Кирюшке придется уехать, он очень подружился с моей дочерью… Нам будет его не хватать.
– Могу вам оставить его, пусть играют, – пожимает плечами Карина, от нее веет холодом к сыну, хоть она и попыталась изобразить улыбку на своем лице.
– Мам! Мам! – С упавшим в пятки сердцем поворачиваюсь на истеричный крик Оливки, надеясь, что его причина всего лишь какой-то жук, имевший неосторожность шлепнуться рядом с моей принцессой. – Киюха упал.
Она подбегает к нам и что-то кричит, показывая на воду, тянет к причалу, а мы втроем, не сговариваясь, начинаем искать Кирюшку на берегу и не видим. Он словно испарился. У меня начинается паника, спрашиваю у ребят, не видели ли они его. Карина в ступоре оглядывается по сторонам. Эми понимает, что что-то не так и начинает бегать по берегу, громко выкрикивая имя малыша и обещая купить ему мороженое. А Лив все тянет на причал, сбивчиво и невнятно говоря что-то про воду для песочной крепости.
Я бегу к причалу. На нем валяется перевернутое синее ведерко дочки. Подбегаю к краю и вижу запрокинутую в воде назад головенку Кирилла. Он бессмысленным взглядом что-то ищет в небе, балансируя в воде и часто хватая ртом воздух. Прыгаю за ним. Слышу визг на берегу. Подхватываю маленькое тельце и выдергиваю его из воды. Кирюшка закатывает глаза и безжизненно молчит. Осторожно кладу его на песок. Он практически не дышит. Рядом падает Карина, отбирая у меня ребенка, и начиная его истерично трясти, от чего он густо закашливается и выплевывает воду. Он плачет. Жмется к матери. Оливка тоже ревет рядом, прыгая ко мне на руки. Еще никогда так не радовалась детским слезам. Плачут – живые.
Даже подумать страшно, чем могло все закончиться, не успей мы на какие-то минуты. Я держусь, чтобы самой не разреветься и не пугать детей, но дается мне это с трудом. Карина рыдает навзрыд, зацеловывая сына и прижимая к себе, как безумная. Эми – в слезах. Ребята столпились рядом. К нам подбегает инструктор и бегло осматривает сына Макса.
– Мама, я хочу спать, – вяло просится Кирилл.
– Конечно, пойдем поспим, сейчас переоденемся и поедем домой, родной. Как я тебя люблю, как люблю! Киря, что ты сказал?! Повтори! Ты хочешь спать? Как ты меня назвал? Мама?! – Карина так бурно эмоционирует, но я не сразу понимаю, почему. Малыш впервые за все время нашего знакомства заговорил. И, судя по реакции его мамы, делает он это не часто. – Ты заговорил, Киря, господи, сынок, ты заговорил!
– Извините, но ребенка нужно осмотреть, ему нельзя сейчас спать. Такое редко бывает, но лучше его осмотреть у медсестры, проверить, не осталась ли в легких вода, – наш инструктор в желтых шортах зовет нас в медпункт, куда Карина идет большими быстрыми шагами с сыном на руках, практически срываясь на бег.
Я держу Оливку и все быстрее накручиваю себя тем, что могло случиться. Сын Макса мог утонуть на наших глазах, когда мы отвлеклись всего на пару минут! Все остальное меркнет перед этим. Недопонимания. Претензии и обиды. Измены. Оскорбления, брошенные в сердцах. Любые ошибки. Жизнь – вот то единственное, что имеет значение. И будущее ребенка, которое могло не наступить.
Спустя пару часов, после обеда, мы с Кариной и ребятишками пошли в мою комнату укладывать детей, потому что Кирюшка отказался уезжать и захотел спать с Оливкой. Это было так странно. Две женщины, которые любили одного мужчину. Две матери. Два ребенка от одного отца. Когда наши гномики уснули, спина к спине, мы облегченно выдохнули и уставшие сели рядом с кроватью на пол, прислонившись друг к другу. Я беззвучно начала плакать, разрешив себе, наконец, это сделать. Карина обняла меня. Так мы и сидели рядом, содрогаясь от бесшумных слез под сопение наших детей.
– Я желала смерти своему ребенку, – отвернувшись от меня и облокотившись о стену прошептала Карина, а у меня перехватило дыхание от слов, которых не должно существовать в природе. Она, наверное, до сих пор в шоке, раз несет такую чушь. Я начала ее успокаивать похлопывающими, поглаживающими движениями.
– Карина, что ты такое говоришь. Вы