Правительство пошло по пути материального поощрения гражданской сознательности населения: парламентский Акт 1693 г. [717] устанавливал награду в сорок фунтов за поимку преступника в случае вынесения ему обвинительного приговора. Институт вороловства является одной из самых спорных в и неоднозначных в истории английского уголовного сыска [718], особенно после разоблачения и казни Джонатана Уайлда, но в ракурсе рассматриваемой проблематики нас интересует исключительно взгляд Филдинга на его функциональность в качестве механизма противодействия преступности. В середине XVIII в. в Лондоне действовали около тридцати-сорока вороловов, преимущественно людей, в прошлом профессионально контактировавших с преступным миром. Как правило, их карьера начиналась с должности констебля, которая предполагала посещение и обыски домов с дурной славой, или тюремного надзирателя. Следовательно, у вороловов была великолепная возможность познакомиться с худшими представителями человечества, и потому они могли безошибочно отличить преступника, какую бы маску он не выбрал для маскировки, благородного джентльмена, добропорядочного буржуа или честного ремесленника. Второй нюанс был связан с тем, что суды часто привлекали преступников как свидетелей, который сдав своих сообщников, немедленно возвращались к прежнему ремеслу. Вороловы были хорошо знакомы с подобного рода публикой, что играло им на руку, так как вероятность того, что на следующей сессии бывший свидетель станет главным обвиняемым, была довольно высока. «Методы, к которым прибегали ловцы, не отличались честностью – для получения личной выгоды они готовы были пойти на шантаж, вымогательство, насилие, взяточничество, манипулировали своими связями в судебных органах… Известным фактом является и то, что ловцы нередко сами организовывали совершение преступления для того, чтобы потом получить награду от государства за поимку правонарушителя. Ловцы обладали хорошими юридическими знаниями, благодаря чему они собирали именно те доказательства, которые гарантированно могли привести к обвинительному вердикту» [719].
Думается, проницательный Филдинг не питал иллюзий относительно беспристрастности и честности вороловов, о чем свидетельствует эпизод, описанный его братом Джоном после разоблачения и осуждения группы вороловов под руководством Стивена Макдэниела [720]. Показательно, что он отрицал принадлежность «дьявольской банды» к числу официальных сотрудников Боу-стрит. «Я счел необходимым упомянуть, что Макдениел, Берри, Солмон, Эган и Бли, насколько мне известно, не были приняты на работу ни моим братом, ни мною…» [721] Когда же Бли, на суде свидетельствовавший против Макданиела и остальных, ранее явился на Боу-стрит и сообщил, что члены банды получили двести восемьдесят фунтов награды за двух невинных, приговоренных к повешению, судья Филдинг, уже тогда «будучи крайне низкого мнения о Бли и его подельниках, приказал выставить его из дома, не дав ни пенни» [722]. Сам же Генри Филдинг, делая оговорку, что нет ничего более тщетного, чем пытаться противостоять общественному порицанию, утверждал, что если служить общественному благу похвально, то и работа воролова заслуживает уважения. «Да, он рискует своей жизнью за вознаграждение, но разве так же поступает моряк или солдат?» [723].
Фактически позиция писателя относительно феномена вороловства в условиях описываемого периода была исторически оправданной: соединение частного интереса и необходимости решения общественной задачи с учетом человеческого фактора было достаточно эффективным. Эта точка зрения была логически продолжена Джоном Филдингом. «План предотвращения грабежей в двадцати милях от Лондона» предварялся обращением к аудитории, в котором автор указывал, что, что «на фоне всплеска сильного общественного недовольства вороловами самое время опубликовать некоторые факты, чтобы публика могла отличить тех, кто достоин славы и почета, от тех, на кого следует обрушить негодование и презрение» [724]. Филдинг четко разделял истинных вороловов и тех, польстившись на награду за поимку преступника, замышляют преступления, привлекают сообщников, а затем сдают их в руки правосудия, уподобляясь дьяволу, который «сначала искушает, затем наказывает за грех, а потом упивается своим коварством» [725]. К числу первых он относил констеблей, нанятых на работу его братом, и, хотя некоторые из них уже отошли от дел, будучи воодушевляемыми гражданским духом, продолжали прилагать усердие в преследовании негодяев. Примечательно, что Филдинг подчеркивал, что настоящие вороловы в обязательном порядке должны быть владельцами недвижимости, условие, в котором явственно прослеживается один из основополагающих тезисов республиканизма, связывающих категории «собственность», «власть» и «свобода» [726]. Так и Филдинг подчёркивал, что «истинный воролов должен быть слугой общества, получающим справедливое вознаграждение за свои труды, и если кто-то из их числа совершит акт несправедливости и произвола, он будет немедленно исключен из числа вороловов решением магистрата». [727].
Восьмую и девятую главы «О трудностях, сопровождающих обвинение» и «О судебных процессах и осуждении преступников» Филдинг посвящает особенностям английской системы судопроизводства, снижающим эффективность правосудия и генерирующим постоянный рост преступности. «Суд уголовный может быть рассматриваем с двоякой точки зрения: или как частное состязание, в котором обвинитель домогается наказания обвиняемого, а судья посредничает между ними, или как общественное исследование о факте преступления, в котором заинтересована публика… Степень, в которой ныне мы смотрим на суд как на состязание, а не на розыск, составляет одну из самых резких и выдающихся особенностей нашей системы» [728], – столетие спустя писал Дж. Стивен. Во времена Филдинга система правосудия опиралась на механизмы частного обвинения, и, хотя обязанности по розыску и аресту преступников лежали на констеблях, а ордер выдавался мировым судьей, на практике жертвам преступления приходилось финансово стимулировать представителей власти, чтобы те осуществляли свои прямые полномочия. «При этом, как правило, жертвы были в наибольшей степени заинтересованы в примирении с правонарушителями и возвращении украденного имущества, чем в том, чтобы потратить немалые средства для того, чтобы отправить преступника на виселицу. Даже в том случае, если дело доходило до суда, мировые судьи часто видели свою роль в том, чтобы выступить посредниками между сторонами в деле» [729].
Филдинг обрушивает жесткую критику на попустительство обвинителей, которых он делил на шесть категорий: 1. Запуганные угрозами. 2. Стесняющиеся публики. 3. Праздные. 4. Жадные. 5. Слишком мягкосердечные, чтобы отправить человека на казнь. 6. Действительно нуждающиеся. «Последние две категории заслуживают серьезных размышлений, так как представители пятой исходят из ошибочных суждений, а шестые же порождены недостатками нашей конституции» [730].
Дж. Стивен отмечал, что английская система превосходна, пока дело не в деньгах, которые должная платить каждая сторона. Поиск и отбор свидетелей, доставка их в город, где проходили ассизы, содержание свидетелей были сопряжены