Я понял, что если буду размышлять над всеми этими вопросами, то просижу за этой доской до утра. Поэтому, недолго думая, я взял первую попавшуюся фигуру и куда-то ее передвинул. Кажется, я где-то видел, как вот таким образом начинают партию.
Отец удивленно уставился на меня:
— А-а, — наконец сказал он. — Значит, ты решил отыграть защиту Алехина и сыграть в полуоткрытую, а не в полузакрытую. Ну что ж, ладно, хозяин — барин. А я тогда тебе вот так! — и он сделал ответный ход.
«Лошадью ходи» — раздался в голове сиплый голос из знаменитого советского фильма. В общем-то, это была здравая идея — конь был единственной фигурой, чью траекторию я знал хотя бы теоретически. Поэтому я мысленно начертил от правого коня искомую букву и переставил фигуру на получившуюся клетку. Отец удовлетворенно кивнул — значит, ход получился правильным. Но теперь меня ожидала главная засада: как ходить дальше-то? Не могу же я всю партию действовать одними конями: их всего два, и, скорее всего, их обоих скоро убьют. Я напрягся в ожидании следующего хода и с тоской смотрел, как отец передвигает свою фигуру.
К моему облегчению, отец воспринял мою задумчивость по-своему и, видимо, решив, что я сомневаюсь в выбранной тактике, принялся мне объяснять:
— Смотри, Миша, в чем тут главная хитрость? Основная идея защиты Алехина — это фигурная игра и контратака пешечного центра. Выбрав эту тактику, ты добровольно уступаешь центр и теряешь несколько темпов. Но зато в дальнейшем все это приводит тебя к стойкому и серьезному позиционному преимуществу. И когда ты…
Договорить отцу помешал настойчивый стук в дверь.
— Черт, — досадливо поморщился отец. — Кого там еще принесло так некстати…
«А по-моему, очень даже кстати», — подумал я. «Надеюсь, что этот кто-то спасет меня от этого шахматного позорища».
Но незваный гость, похоже, означал времяпровождение гораздо более неприятное, чем игра в шахматы. Хотя и более привычное мне. дело в том, что за дверью, судя по репликам отца, стоял тот самый отчим Первого утырка, дядя Витя. Перегар от него шел такой, что уже через полминуты стало нечем дышать даже в комнате, где я сидел, хотя дальше сеней он не продвинулся.
— Слышь, ты, в натуре, ты че, вообще берега попутал? — донесся до меня его хриплый голос.
Я выглянул из комнаты. Быдловатого и весьма опустившегося вида пропойца с блатными наколками на руках тряс за грудки моего отца. Не нравятся мне такие картины, ох как не нравятся.
— Слышь ты, але! Отца не трогай! — крикнул я.
— Миша, уйди в комнату! Я сам разберусь, не вмешивайся! — отозвался отец.
Надо же. А он смелый человек, оказывается. Особенно для такого тихого и нерешительного шахматиста, каким он до сих пор мне виделся. Но в любом случае контроля за ситуацией терять нельзя. Я скрылся из поля их видимости, но продолжал следить за их общением, готовый в любой момент выйти и поставить этому сидельцу голову на место.
— Разберешься, говоришь? — дядя Витя ухмыльнулся и сплюнул. — Ну давай, разбирайся, раз такой умный.
— Вить, чего случилось-то? — приглушенным тоном спросил мой отец. — По поводу чего ты разбираться-то хочешь?
— Чего случилось? — переспросил зек. — А тебе твой отпрыск не рассказывал, что ли? Ах, ну да, конечно, зачем ему рассказывать, когда можно за папочку спрятаться.
— А что он должен был мне рассказать-то? — недоумевал отец. — И никогда он за меня не прятался, не ври.
— Ты бы хоть за своей речью следи, раз за детьми не получается. Это мы сейчас еще выясним, кто тут врет, — хмыкнул сосед. — Твой недоумок на моих пацанов полез. Вы, по ходу, все, что ли, рамсы тут попутали? Это у вас семейное, да?
Отец облегченно выдохнул, как будто услышал обо мне откровенную неправду, которую мне предъявить уж точно было невозможно.
— Вить, ты сам себя-то хоть слышишь? — тоном усталого от бессмысленных споров человека спросил он. — У тебя сын вон какой здоровый! Кто на него полезет-то? И главное — зачем? Думаешь, Мишке настолько заняться нечем, что он, только-только сюда приехав, побежит по округе к местным пацанам приставать?
— Да мне похрен, есть ему чем заняться или нет! — прикрикнул сосед. — Если будет к моим пацанам лезть — значит, буду учить! А за гнилой базар отвечать надо, понял!
— Слушай, Вить, ты перебрал и сам не понимаешь, что несешь, — справедливо заметил отец. — Давай с тобой как-нибудь потом об этом поговорим.
— Чего, задрожал, да? Штанишки обмочил, как в детстве? Какое еще на хрен потом! Сейчас разговаривать будем! Давай своего недоросля сюда! — взревел дядя Витя. — Я ему сейчас быстро объясню, на кого тут можно гавкать, а на кого нельзя! Я ему его башку безмозглую в такое место засуну, о котором вы оба даже понятия не имеете, интеллигентики, ха-ха!
— Витя, выйди, пожалуйста, — сказал отец. — Проспишься, потом и поговорим.
— Это ты мне сказал, падаль? — заорал сосед. — Это ты мной тут командовать решил? Ты вообще знаешь, с кем ты сейчас разговариваешь? Я знаешь, сколько таких, как ты, на зоне под шконку загнал? Ты сейчас сам у меня тут проспишься, сучара ты бацильная!
Я краем глаза выглянул в сени и увидел, как отец замахивается, чтобы ударить этого Витю. Иногда даже самого тихого интеллигента можно довести так, что ему сорвет резьбу — тем более когда речь идет о его детях. И тогда, если уж ему удастся напасть на обидчика, тому может прийтись очень несладко. Отчаявшийся интеллигент не разбирает средства и не выбирает тактику — он прет напролом, как разогнавшаяся фура с полетевшими напрочь тормозами. Возможно, так бы случилось и сейчас, но… Однако сейчас бывалый зек опередил моего нерасторопного отца, со всей силы ударив головой. Отец упал на пол, потеряв сознание.
«Ну, сука, это ты сделал уж совсем зря», — успел подумать я, прежде чем выскочил в сени к озверевшему маргиналу.
— А-а-а, вот и ты, сучонок, — оскалился тот, потирая свои ручонки. — Иди-ка