Меня будит металлическое звяканье.
Вздрогнув, пытаюсь понять, где я и что происходит.
Вечер, девятый час, больничная палата. Я сижу, скрючившись в кресле, промерзла до костей и кутаюсь в тонкое больничное одеяльце. Все тело мозжит, в висках пульсирует боль. Уже несколько часов, как с меня сняли наручники, но запястья до сих пор ноют. Возле кровати возится медсестра, она-то и разбудила меня.
– Вот это да! – восклицает сестра, развернувшись и узнав меня. Я тоже узнаю эту женщину – Венди, кажется. Она, по-моему, работала в отделении кардиологии и ассистировала Грегу на операциях. Возможно, я даже видела ее на похоронах Грега. Невольно закрадывается мысль: уж не она ли была одной из тех сплетниц, что перемывали мне кости на поминках.
Потягиваясь, я страстно мечтаю о том, чтобы урвать еще хоть несколько минут сна, и тут же чувствую себя виноватой за такое желание. Смотрю на неподвижное тело на кровати.
– Как он?
Тусклый луч света падает на папино лицо, освещая щеку. Я даже не могу понять, дышит ли он.
Венди смотрит на монитор.
– Я только что заступила на смену, но, по-моему, он стабилен.
– Когда кто-нибудь расскажет нам, что с ним случилось?
– Я разузнаю и скажу, – неловко улыбается она.
Пощелкав чем-то на пульте стоящего у входа прибора, она вылетает.
Я оглядываюсь на дочерей. Сиенна проснулась и кажется бодрой – но это, скорее всего, из-за дикого количества выпитого кофе. Она щелкает пальцами по экрану мобильника.
– Кому пишешь? – интересуюсь я.
У Сиенны виноватый вид.
– Райне. Она очень волнуется из-за дедушки и из-за тебя.
Я чувствую укол раздражения – ведь теперь все секреты Райны мне известны. Но, если хорошо подумать, в сложившейся ситуации Райна меньше всего должна меня беспокоить. Правда, тогда возникает вопрос, а кто должен волновать меня больше всего? Папа? Уилла? Патрик? При одной мысли о поразительно странном поведении Патрика меня начинает мутить. Я чувствую себя опустошенной. Как я могла снова оказаться такой идиоткой?
– Я схожу в кафетерий, выпью кофе, – сообщает Сиенна. – Тебе принести?
Я собираюсь отказаться, но, передумав, молча киваю. Возможно, всю ночь придется провести на ногах, в ожидании врача, который объяснит, наконец-то, что случилось с отцом. Сиенна уже в дверях, когда я окликаю ее.
– Детка, подожди.
Сиенна оборачивается. Я вспоминаю, что надо поговорить с ней про те придуманные ей письма по электронной почте, про историю, которую она заварила, – я не забыла о ней, но не было случая толком все обсудить. Но только не сейчас: у моей девочки такой понурый вид, она будто готовится к выговору. Пожалуй, я выбрала неподходящее время.
Я вздыхаю.
– Захвати для меня два пакетика стевии, ладно?
Кивнув, она исчезает. Я поворачиваюсь к сидящей в углу Авроре. Уж она-то наверняка спит, думаю я, но у нее открыты глаза. Она с испугом глядит на меня, не мигая. Я двигаю кресло ближе к ней.
– Привет. Не переживай, все будет хорошо.
Аврора кивает, точно хочет убедить себя в этом. Но при этом прикусывает верхнюю губу. И все время дергает ногой, как ненормальная. Взглянув на деда, она снова упирается взглядом себе в колени.
– Я просто… тебя же не засадят снова в тюрьму, это точно?
Я трясу головой.
– Нет. Не думаю.
– Ты уверена?
Когда я услышала, что в нашем гараже под ворохом старого тряпья нашли орудие убийства, я подумала: а что, может, это все-таки сделала я? Возможно, это был не Патрик… и не Олли… и вообще никто.
Я сидела в грязной кутузке, дожидаясь, когда смогу предстать перед судьей, и пыталась разобраться, что же произошло, что я сделала. Женщина способна и на большее безумие, чем на кухне броситься с ножом на неверного ей мужа, – скажете, нет? Возможно, Грег был груб со мной, поднял руку, сорвался, как Патрик в лесу. Сейчас Патрик вызывает у меня стойкое отвращение, мне стыдно за себя и за то слепое доверие, с каким я к нему отнеслась. И еще я страшно разочарована в себе потому, что должна была вести себя разумно, осмотрительно – и вот, снова, как легкомысленная дура, доверилась не тому. По силе эти чувства напоминают то, что я ощутила, узнав про любовную переписку Грега. Поэтому не так уж сложно поверить, что я могла поднять на него руку.
Но тут, когда я уже готова была примерить на себя эту вину, к решетке вдруг подошла женщина в полицейской форме.
– Ваше слушание о залоге отменяется.
Она открыла дверь и жестом пригласила меня выходить.
– Изменение обстоятельств, – пояснила она. – Эксперт обнаружил на орудии убийства отпечаток пальца – но не ваш.
Это отпечаток Олли, подумала я, – тем более что Уилла уже поделилась со мной тем, что узнала. Наверное, я должна была проявить больше эмоций по поводу того факта, что у моего мужа был ребенок от другой женщины… но, слушайте, столько всего случилось, а это просто еще одна новость, вдобавок к массе остальных. Мне уже кажется, что все, все в моем мире перевернуто с ног на голову, ничего не осталось на прежних местах. Я не удивлюсь, если открою кошелек и обнаружу на водительских правах чужое имя. Или если увижу, что на этой кровати умирает не мой отец, а другой, незнакомый человек.
Спустя час произошел очередной странный поворот событий, новое изменение обстоятельств: позвонил детектив Рердон, чтобы сообщить, что отпечаток на ноже действительно не мой. Но и не Олли. Это отпечаток, которого вообще нет в базе данных. По моей подсказке проверили Патрика – там, где он работает, у сотрудников снимают отпечатки пальцев, – тоже нет. Так чей же он, в таком случае?
С кровати доносится слабый шорох, и я выбегаю из туалета, куда заходила. Отец немного двигается на постели, веки его подрагивают, а губы шевелятся, слабо причмокивая.
– Папа! – я бросаюсь к нему. – Папочка!
Чуть приоткрыв глаза, он облизывает губы и тут же, уронив на подушку голову, снова засыпает.
Мы переглядываемся с Авророй, которая тоже подлетела к кровати. Бедненькая, она потрясена всем этим.
– Все образуется. – Я ласково глажу ее по руке. Я должна быть сильной, хотя бы сейчас, и неважно, что у меня самой внутри дрожит каждая жилка.
Мне страшно смотреть на папину серую кожу, белую щетину на щеке и трубки, торчащие из вен и ноздрей. Он казался здоровым, пока несколько часов назад не потерял сознание, рухнув на пол, будто стеклянный. Врачи предположили, что у него проблемы с сердцем. Отцу дали успокоительное, чтобы восстановить сердечный ритм. Наверное, все