Без фонаря было бы даже проще, то и дело думал он. И еще эта глыба… Он не помнил никакой расколотой глыбы в устье пещеры.
В голове снова возникла сцена, свидетелем которой он стал сразу же после пробуждения. Человек, который… да, он вел себя так, будто разговаривал с этим монстром, а потом взобрался на него верхом и просто улетел. К счастью, оставив на полу свой фонарь.
Кто это мог быть? И что он там делал?
На следующей развилке он повернул направо – он вообще хорошо помнил дорогу. Звуков никаких не было – ну, кроме тех, которые он производил сам. Что само по себе странно – после такой-то заварухи…
У подножия гигантской лестницы он оставил фонарь и беззвучно заскользил сквозь тьму – к пробивающемуся далеко вверху слабому свету. Когда его макушка вынырнула над последней ступенькой, он замер, притаился и внимательно обозрел окрестности.
– Сколько же я спал? – потрясенно спросил он – видимо, у изрядно потрепанного гобелена.
Гобелен ему не ответил – да он и сам не стал ждать.
* * *
Когда пробудившееся солнце окрасило восточный уголок неба, Лунный Птах неспешно и величаво спланировал на верхушку последней уцелевшей башни замка Рондоваль.
Пол спешился и похлопал его по шее.
Доброго утра, мой друг. Я скоро снова тебя призову.
Я услышу. И приду.
Колоссальная темная тень спрыгнула с края и заскользила в сторону одного из тайных входов в пещеры. В воздухе колыхалась зеленая нить, связывающая плечо дракона со все еще воздетой рукой всадника, но вскоре она поблекла и присоединилась к мириадам других нитей этого мира, плавающих, где бог на душу положит.
Пол постоял еще, любуясь, как на западе одна за другой гаснут звезды, и гадая, что это за странные летучие штуковины Лунный Птах уничтожил пару часов назад… Он еще сказал: «Они нарушали покой моих снов»…
Обратившись лицом к восходу, он вошел в башню и зашагал вниз – по спирали, круг за кругом, – пока не оказался в библиотеке, где чувствовал себя уже совсем как дома. На ходу он что-то мурлыкал и даже время от времени прищелкивал пальцами.
Да, теперь у него определенно был дом – свой дом, и семья. Творящая магию и разъезжающая на драконах семья, которая жила тут испокон веков. Ему хотелось взять в руки гитару и спеть об этом песню, наблюдая, как взлетает со всех поверхностей пыль при его приближении, как сама расставляется по комнатам мебель, как мусор сметается в кучи по углам – и ленты силы, управляющие всеми этими манипуляциями, текут к его инструменту, резонируют с ним, поют в унисон.
Рондоваль сейчас воистину ощущался своим – он принадлежал ему, Полу, как никогда раньше.
В библиотеке он первым делом налил себе выпить – надо же отпраздновать такое событие! Бутылка, однако, оказалась пуста – хотя вчера там вроде бы оставалось еще несколько дюймов на дне. И, если уж на то пошло, еда ведь тоже была… – а сейчас на сервировочной доске хоть шаром покати.
Пол пожал плечами и устремился к лестнице: надо наколдовать еще припасов из буфетной.
Есть после ночных приключений хотелось зверски.
Глава четырнадцатая
Он расставил ловушки по всему Рондовалю. И сейчас, когда день пошел на убыль, сидел в засаде и ждал, сработают ли они, и если да, то что в них попадется.
Он устроился в небольшой гостиной, куда прежде захаживал нечасто, – в самом центре своей паутины. Делать пока было особо нечего, и он просто думал себе и думал, но это ничему не мешало. Даже в некотором роде помогало.
Нити тянулись во всех направлениях – серо-серебряные, тугие. Сегодня после обеда он раскинул их по всему Рондовалю, как призрачные проволочные растяжки. Он чувствовал их все и знал, куда каждая ведет.
На этот момент он пришел к выводу, что для других людей нити магии не видны – в обычных, по крайней мере, обстоятельствах. Вызывать их, замечать, использовать в своих нуждах – все это было в его власти. Той самой власти, которая привела его сюда – в место, которое оказалось домом. Его родным домом.
У тех, кто жил здесь раньше, эта власть тоже была, а с нею и другие знания и способности. Во всем этом он только начал разбираться и частенько размышлял о них, прошлых…
Мор забрал его отсюда младенцем (так старик, во всяком случае, сказал) и обменял на настоящего Дэниэла Чейна. Если он на самом деле родился здесь, а потом был изъят из мира после великой битвы, которая привела величественный замок в его настоящий вид, значит, все это разорение случилось немногим больше двадцати лет назад… – ну, при условии, конечно, что время здесь вело себя примерно так же, как там. Тогда возникает вопрос о причинах конфликта и его действующих лицах. В целом ясно одно: его родители в нем проиграли и, без сомнения, сейчас мертвы.
Родители… В разных комнатах замка уцелели портреты, один из которых вполне мог изображать лорда Дета, автора тех самых дневников и, судя по всему, его отца. Подписей картины, впрочем, не имели, и о том, кто была его матушка, Полу оставалось лишь гадать.
Запястье слегка кольнуло, но от нитей сигнала покамест не было.
В холле за дверью смеркалось.
Пол сидел и размышлял о мире, в котором теперь жил… и о том, были ли такие нити в прежнем, и смог бы он их увидеть, если бы догадался попробовать.
Интересно, каково это – вырасти здесь, в этом замке? У него уже успело образоваться эдакое собственническое отношение к зданию – пусть он даже и не знал его полной истории, – и присутствие чужака его совершенно не устраивало.
А чужак определенно присутствовал.
Пол знал это так же верно, как если бы столкнулся с ним в коридоре нос к носу. Не только по тому, что все съедобное, оставленное без присмотра, имело обыкновение таинственно исчезать, но и по тысяче других мелких следов: пыльные еще вчера дверные ручки сегодня почему-то сверкали чистотой; вещи оказывались чуть-чуть не на тех местах; в неиспользуемых коридорах появлялись потертости от рук.
Рондоваль как будто сам пытался его предупредить: гляди в оба, у нас гость!
Свое заклинание Пол разработал весьма тщательно: частью интуитивно, частью по намекам из отцовских книг, – но сделано все было на совесть. Как только посягатель шевельнется, об этом тут же станет известно.
Снова покалывание. Только