Как представляется, возвращение этой Бабы Яги в культуру произошло во многом под влиянием общественного религиозного движения за «почитание родных богов», которое стало набирать силу в 1990-е годы. Одним из побочных плодов этого движения, которое довольно неожиданно получило широкий отклик и способствовало распространению множества теорий о «подлинном» прошлом Руси, стал всплеск наивных, дилетантских идей по истории и, прежде всего, мифологии. К их числу принадлежат и спекуляции, подкрепленные так называемой «Велесовой книгой». Давно уже доказано, что этот текст является литературной подделкой, но по сей день на него продолжают ссылаться как на источник достоверных сведений о жизни древних русов. В тексте «Велесовой книги» несколько раз упоминаются племена степняков-ягов, и на этом основании некоторые дилетанты утверждают – все по тому же принципу «народной этимологии», – что Яга русских сказок является дальним потомком этих ягов, от которых она якобы унаследовала свои колдовские умения и неприязнь к «русскому духу». Опровергать подобные утверждения нет смысла, ведь их нелепость очевидна, однако они продолжают выдвигаться и сегодня активно тиражируются в сети.
Эта «возрожденная» Яга, разумеется, сурова и кровожадна, как и положено архаической и демонической – или божественной – сущности.
В современной отечественной фантастике Ягу тоже пытаются архаизировать. Так, Александр Рудазов в цикле романов «Преданья старины глубокой» рисует читателю хищную Ягу-людоедку, избавленную от лоска современной культуры.
Баба Яга успела появиться и в компьютерных играх. Первые игры в 90-е годы на условно древнерусскую тематику использовали только внешние атрибуты «русскости», пренебрегая фольклорными сюжетами. В 2000-х годах игры на древнерусскую тематику стали выходить куда чаще, и игровые студии наконец-то обратились к первоисточнику сюжетов, то есть к народным сказкам, и начали выпускать по-настоящему фольклорные игры. Причем, по признанию разработчиков, эти сюжеты отлично поддаются игровому дизайну: «Сказки – это невероятно богатый идеями материал, работать с ним одно удовольствие. Когда начинаешь читать волшебную сказку, интересные геймплейные решения и концепции сами приходят в голову» (из интервью независимой студии Baba Yaga). Поскольку студии все больше используют первоисточник, Яга в нынешних играх функционально выглядит достаточно близкой к своему фольклорному прообразу, хотя чисто визуально ее облик во многих случаях напоминает о Бабе Яге советского сказочного кино.
* * *
В последние годы образ Бабы Яги получил еще одно истолкование – в ней усмотрели древнерусскую «икону феминизма». Дескать, она живет одна в лесу, без мужа, мудра и опытна, дает советы путникам мужского пола, которые без ее советов ни на что не способны, а потому ее можно и нужно признать «первой русской феминисткой». Если сопоставить это толкование с приведенной выше неоязыческой интерпретацией образа Яги как ипостаси Великой Матери и вспомнить, что архаическая Яга явно обладала мифологической, стихийной природой, феминистическая точка зрения на Ягу, сама по себе не слишком убедительная, полностью утратит смысл: Баба Яга – не самостоятельная «во всех отношениях» женщина, а порождающее и одновременно губительное начало, воплощенное в женской фигуре.
Итак, в рядах русской нечисти Баба Яга занимает совершенно особое положение – так было двести лет назад, когда записывались первые фольклорные тексты о ней, так остается и сегодня. Образ Яги чрезвычайно многозначен, его попросту невозможно истолковать каким-то одним образом, и это лишний раз свидетельствует в пользу архаической природы персонажа. Если сегодняшняя линия на «облагораживание» Яги сохранится в культуре, однажды Яга, без сомнения, окончательно утратит свои древние зловещие черты, но это будет уже совсем другая Баба Яга, так что будем ценить хотя бы то немногое, что нам известно о ней из минувших времен.
Лихо одноглазое и девки-лихоманки
Ни в одном фольклорном тексте не описывается иерархия русской нечисти, однако она, безусловно, существует – ее выстраивают исследователи, изучая фольклорные тексты, от былин и сказок до заговоров и пословиц. В этой иерархии можно выделить несколько уровней.
Самый верхний уровень занимают главные злодеи русского фольклора – Кощей Бессмертный и Баба Яга, а также пришедший в фольклор из христианской религии «Лукавый», то есть дьявол.
Демонические существа, которые обладают индивидуальностью, подобно главным злодеям, носят имена собственные; о них и пойдет речь в настоящем очерке.
К существам этого второго уровня «нечистой» иерархии принадлежат олицетворения всевозможных напастей – прежде всего жизненных неудач – Лихо, Невстреча, Недоля, Горе-Злосчастие и прочие, а также различных болезней – сестры-лихоманки, они же трясавицы. Все эти фольклорные персонажи носят собственные имена, хотя воплощают собой абстрактные понятия, и это обстоятельство явно ставит их особняком от остальной нечисти. По степени злодейства они уступают Кощею и Яге, а потому остаются лишь помощниками и пособниками главных фольклорных злодеев, преследуя род людской по «указаниям свыше».
Перед тем как приступить к описанию Лиха и родственных ему фольклорных персонажей, кажется вполне уместным и даже необходимым кратко затронуть традиционные представления о человеческой судьбе как таковой в русской народной культуре.
Считалось, что человек рождается на свет с предопределенной долей – уделом, участью, «написанной на роду». Исходно бытовала вера в то, что доля нейтральна, не хороша и не плоха, поэтому в разговорах о ней обычно уточняли – «добрая доля», «лихая доля»; то есть доля как бы задана от рождения, а человек своей жизнью исполняет эту «программу». Однако позднее сложилось понимание доли как чего-то сугубо положительного (удачи, благополучия и т. д.). Одновременно в фольклор вошла и недоля – дурная, скверная доля, обособленная сущность, причем такую сущность, ввиду ее очевидной недоброжелательности к человеку, стали причислять к нечисти.
Для народной культуры вообще характерно персонифицировать различные тяготы и невзгоды жизни в образах злонамеренных существ, которые изводят людей. Они сопровождают человека по всей его жизненной стезе. Именно об этом писал Федор Сологуб в стихотворении «Лихо» (1893):
Кто это возле меня засмеялся так тихо?
Лихо мое, одноглазое, дикое Лихо!
Лихо ко мне привязалось давно, с колыбели,
Лихо стояло и возле крестильной купели,
Лихо за мною идет неотступною тенью,
Лихо уложит меня и в могилу.
Лихо ужасное, враг и любви, и забвенью,
Кто тебе дал эту силу?
Недоля – она же Тоска-Кручина, Нужда (Нужа), Беда, Лихо, Горе и Бессчастье – описывается как самостоятельный вредоносный персонаж в нескольких сказках из сборника А. Н. Афанасьева и из других собраний, а наиболее цельное представление о ней дает анонимная авторская «Повесть о Горе-Злосчастии», написанная в XVII столетии с широким привлечением фольклорного материала. Впрочем, о происхождении Горя в этом тексте ничего не сказано, говорится лишь, что Горе привязывается к людям, что его не прогонишь, сколько ни старайся.