Воздух в кокпите наполнился светом. Сапфир словно усилил его, разбил на отдельные лучи, они отражались от гладких поверхностей, снова отражались, перекрещивались, все вокруг нас сияло и вспыхивало искрами.
Барсик неодобрительно зарычал.
Мы вышли из вихря, у меня перед глазами продолжало плескаться и вращаться золото.
– Ты понял?! – взволнованно спросил Уистлер. – Понял?!
– Что?
Уистлер сдул с ладони солнечную пыль.
– Атланты! Теперь ясно, как они придумали атлантов!
Понятно, столбы, атланты, тавромахия, опять, мой друг, зима над Ахероном.
– Какие атланты? – проснулась Мария.
Уистлер принялся зачем-то объяснять, как древние греки, глядя на солнечные столбы, придумали атлантов и всю свою архитектуру, Мария возражала, греки придумали атлантов, глядя на горы, Уистлер и Мария очень хорошо спорили, нравилось слушать.
Я направил ховер к другому столбу, но в небе случилась перемена, облака сместились, и солнечные смерчи начали распадаться, в воздухе еще висели их прозрачные призраки, но потом и они растаяли, небо стало обычным, серым небом Регена.
Система Реи.
– А там что? – Мария указала на запад. – Будто скала… Остатки ледника?
– Может… – Уистлер сощурился. – Надо потом проверить. Мегалит вроде…
Я предложил дойти до океана, осталось недалеко, километров семьдесят, но Мария сказала, что на побережье наверняка ветрено, промозгло и шумно, а у нее сегодня слишком мирное настроение, к океану в другой раз, лучше найти на реке местечко потише.
Я выбрал низкий пологий берег, сделал круг над водой и поставил ховер на мелкую белую гальку.
Река шириной метров сто, глубокая, ближе к противоположному берегу из воды торчал синеватый валун, похожий на спину кита, нарвала, я так и подумал, но потом вспомнил, что на Регене нет животных крупнее капибары, да и те водятся на самом юге.
– Прибыли.
Я поднял фонарь, Барсик выпрыгнул первым, мы за ним.
– Забыл… – с досадой сказал Уистлер. – Забыл модулятор погоды, представляете?
– Настоящие туристы презирают модуляторы погоды, – заметил я. – Модулятор погоды – это дурной тон… На Земле.
– Давно там не был… Вроде дождь не собирается…
Уистлер зачем-то плюнул на палец и уставил его в небо.
Мария развернула карту.
Галька оказалась теплой.
– Красиво… – огляделась Мария. – Здесь, оказывается, красиво… Надо сюда прилетать, а то сидим в пыли, пылью дышим.
– Как назовем? – спросил Уистлер. – Предлагаю классическое, например, Альф.
Мария сверилась с картой и подтвердила, что река еще не именована, а значит, у нас есть все права первопроходцев, а Кольриджа она не очень.
– Аса, – предложила Мария. – Можно назвать Аса.
Я не смог ничего придумать на «А» и предложил Иртыш. Уистлеру и Марии вдруг понравилось, Мария, смеясь, внесла название в атлас, река стала Иртышом.
– Иртыш шумел… струились волны… или челны… струилось все…
Уистлер спустился к реке, зачерпнул ладонью воду, попробовал.
– По вкусу Иртыш… Так как ты стала библиотекарем?
– В меня ударила молния, – ответила Мария.
Я достал из багажного отсека корзины с припасами. На гальке сидеть неудобно, поднялись повыше, на берег, там мох и мягкие, поросшие зеленой травой кочки.
– Людей, в которых ударила молния, гораздо больше людей, сраженных метеоритом, несоизмеримо, – сказал Уистлер. – Интересно, есть ли в истории человечества те, в кого ударила молния, а потом еще и метеорит? Надо, кстати, узнать, это совпадение очень высокой степени… Так ты говоришь, молния?
Мне не хотелось рассказывать, как я стал спасателем, хотя я заранее выдумал историю, но ни Мария, ни Уистлер не поинтересовались. Мария рассказывала про молнию, она ударила в яхту, в мачту.
Барсик бродил по тундре, трогал кочки лапой. Что-то было в этих кочках, Барсик чувствовал. Интересно, как это закладывается в голову искусственной пантеры? Что придет время и будет так – Барсик отправится на Реген, на Регене случится журфикс, на журфиксе кочка и вдруг – разряд мозгового электричества – и Барсик раскапывает кочку. Впрочем, возможно, что и настоящие пантеры раскапывают кочки. Собаки точно раскапывают, сам видел.
Уистлер спохватился и спросил, как я стал спасателем, била ли меня какая-никакая молния, разражал ли гром, я рассказал, что однажды в детстве спас лису, провалившуюся под лед. Спас, понравилось, решил стать спасателем, ничего особенного. Теперь спасаю понемногу.
– Лисы больше не попадаются, стали слишком хитрыми. Медведей пару раз спасал… но в основном всяких искателей… трапперов.
Мария отчего-то рассмеялась. Я еще не дошел до трапперов Биармии, джамперов Беловодья и старателей Гипербореи, а ей уже смешно.
– Мне здесь снятся смешные сны, – сказала Мария.
– Про сову? – спросил я.
– Нет, но про высоту. Что я поднимаюсь на башню по узкой лестнице… И никак до конца не поднимусь. И стены… вокруг.
– Мне тоже снятся странные сны, – признался Уистлер. – Что я умею летать… Нет, здесь нет ничего необычного, я с детства летаю. Но в последнее время при каждом взлете я натыкаюсь на провода, запутываюсь в них, падаю…
– Что такое провода? – спросила Мария.
– Провода?
Уистлер стал объяснять, что такое провода – кабели для передачи энергии и информации, раньше они размещались над землей на разной высоте. Провода не используются скоро триста лет, однако, как ни странно, продолжают сниться людям, есть предположение, что сон о проводах и сова VDM-фазы есть явления одного порядка…
Я был с этим согласен. Мне провода не снились, но иногда снились чердаки, в наших домах нет никаких чердаков, а я в них постоянно застреваю.
Барсик продолжал раскапывать кочку, усердно, разбрасывая лапами комья мха и земли.
– …Принято считать, что синхронная физика оформилась первыми работами Алана Сойера, но это не совсем так. Еще в конце двадцатого века экспериментально было подтверждено существование квантовой телепортации. А в начале двадцать первого предположили, что между переносом квантовых состояний и феноменом синхроничности существует определенная связь. Поле, позволяющее видеть сны о проводах и сны о сове на камне…
Сны о чердаках.
Уистлер опять запустил лекцию. Синхронные физики – как поэты, им дай волю, тут же начинают рассказывать заветное, хорошо.
Барсик копал.
– Да, в двадцатом веке и речи не могло идти о переносе массы или энергии, о таком боялись задумываться, хотя в литературе это было популярной темой. А к тому, что сейчас называется потоком Юнга…
Барсик неожиданно тявкнул.
Увлеченно, с живым азартом, который