— Как ваше драгоценное? Не хвораете, дядь Паш?
— Да как не хворать-то, Димитрий, годков-то мне, ой-ёй сколько, вспоминать страшно даже… А ты чего мечешься туды-сюды?
— Да так, дела… — уклончиво ответил я, соображая как бы получше на тему нужную перескочить. Дядя Паша хоть и староват, но отсутствием памяти пока не страдает, если захочет, по минутам расскажет кто, куда и когда. Главное чтобы захотел.
— Ты смотри Димитрий, не лезь в эти дела лучше, гнилые они, за версту разит. Это ладно тем у кого в голове меконий один, а ты-то парень умный, зачем оно тебе надо?
— Меконий? А что это?
— Первородный кал это, Димитрий, по идее, должен выходить в первые сутки жизни, да только не у всех, многие так и живут всю жисть с ним…
Дядя Паша обычно поворчать не любитель, а тут нашло что-то. Но мне это на руку, если по умному его направить, много полезного может рассказать.
— Понятно. Да я вроде и не лезу никуда…
— Чего пришел тогда? — недоверчиво зыркнул дядя Паша.
— Да так, на бои посмотреть, с пацанами увидеться. Я ж тут почти десять лет прозанимался, считай дом родной!..
— Ну-ну… был дом, да весь сплыл.
— А поподробнее?
— Слушай, как тебя по батюшке?
— Аркадьевич.
— Значит так, Димитрий Аркадич… Не лез бы ты в это дело, ни к чему хорошему оно не приведет… И поверь, я знаю о чём говорю… Ты может не в курсе, но за последний месяц, может два, тут много чего поменялось.
— Поменялось?
— Ага. И не в лучшую сторону, заметь… Ты про подпольные бои слыхал?
Вот уж чего не ожидал я от дяди Паши, так такого вопроса, да ещё и без прелюдий, в лоб сразу.
— Ну так, краем уха.
— А то что уже троих пареньков там забили, двоих насмерть, третий в больнице в тяжёлом состоянии, тоже слыхал?
— Нет дядь Паш, от вас первого слышу. — совершенно искренне ответил я, ибо на самом деле был не в курсе.
— Пугать не буду и не хочу, поэтому скажу тебе прямо, вали отсюда пока голова цела, иначе…
Что будет иначе, дядя Паша не досказал, нас прервали вывалившиеся из гардероба подростки.
* * *
Еженедельник «Аргументы и Факты» № 33. 24/08/1990
Дело — табак (24.08.1990)
«В августе мы стали свидетелями событий невиданных: по стране прокатилась волна „табачных бунтов“. Свердловск и Ярославль, Ленинград и Москва… Сценарий везде был приблизительно одинаковым: тысячи разъяренных мужчин и женщин, доведенных до последней черты внезапно разразившимся над городами и весями табачным дефицитом, выходили на стихийные демонстрации. Причем, если в одних местах уговорить их разойтись местным властям удавалось относительно легко, стоило лишь раздать всем страждущим по нескольку пачек сигарет (вероятно, существуют-таки повсеместно „стратегические запасы“ на подобный, крайний случай), то в других — перекрывали движение транспорта на несколько часов, крушили табачные киоски. За последние годы, пережив „мыльный“, „сахарный“, „макаронный“ и прочие бумы — мы не очень-то доверяем обещаниям властей…»
Глава 19
* * *
После такого откровения, идти расспрашивать про алиби Бухтомина мне как-то расхотелось. Мало того что выглядело бы это странно, так я ещё и не знал кто из парней замешан во всем этом дерьме. Поинтересуюсь не у того, и лягу рядом с Гусем, а то и вообще на кладбище. Единственное на что надеялся, дождаться когда все разойдутся, и поговорить с дядей Пашей по душам. Мужик он нормальный, думаю, поделится наблюдениями.
Пока ждал, попытался Саню найти, но тот или в толпе затерялся, или ушел уже. Поэтому всё что мне оставалось, просто наблюдать.
И я наблюдал. Бродил, болтал со всеми подряд, благо знакомых здесь было хоть отбавляй. С тренером даже парой слов перекинулся. Тот спросил не хочу ли вернуться, я сказал что хочу, но пока рука не даёт, не зажила ещё.
А так, ничего необычного не заметил, все происходило в точности как всегда. Даже болтали об одном и том же. Надеялся хоть краем уха услышу по теме что-нибудь, но либо тут не было участников подпольных боёв, либо они так хорошо шифровались.
А когда всё закончилось, и народ наконец стал рассасываться, я заметил что вместо дяди Паши на вахте сидит его сменщик, Жора Потапов, неопределенного возраста мужичок, когда-то бывший неплохим боксером, но потом забухавший и опустившийся почти на самое дно. Говорить с ним бесполезно, озлобленный на весь мир, если чего и скажет, то обязательно какую-нибудь гадость.
— Жорик? А ты как здесь? — удивился один из тренеров.
— Как-как… каком кверху… — по обыкновению буркнул Жора, даже не посмотрев кто к нему обращается.
Я к Потапову подходить не стал, а стараясь держаться естественно, дождался когда спорткомплекс покинет Бухтомин со своими спутниками. Вышли втроём, и в такси сразу, государственную Волгу с белыми шашечками. Видать заранее озаботились, вызвали. Бухтомина с низкорослым я сегодня видел, а вот на третьего внимания не обратил. Среднего роста, лет сорока, лысоватый, неприметный, с таким же характерно сдвинутым носом, держался со своими спутниками он так, словно большой начальник среди подчинённых. К такси подошёл последним, но сел вперёд, на считающееся более «привилегированным» место.
Проследить за ними я не мог, не на чем, но догадывался куда они могли поехать, и дотопав до остановки, сел на трамвай.
Шестой микрорайон это недалеко, минут пятнадцать до «ключа», а там или пешком три квартала, или на автобусе. Автобус ждать не стал, непонятно придет ли, и двинулся прямиком через дворы.
Шел быстро, так теплее было. На улице хоть и не лютый мороз, но прихватывало чувствительно, когда вышел к ресторану, ног уже практически не чувствовал. Обувь, да и остальная моя одежда, не были рассчитаны на столь долгие забеги, да и вообще, ни на какие, в принципе, рассчитаны не были. Но я молодой, мне что снег, что ветер — всё по барабану, даже трухлявые ботинки воспринимаются как нечто обыкновенное и само собой разумеющееся.
В ресторан я, естественно, не пошёл, а занял наблюдательный пост в девятиэтажке напротив. Двери в подъезд ещё не закрывались, домофонов и прочих радостей жизни не было. Зато был работающий лифт, целые окна,