— Всё случилось давно, в тот день, когда я впервые увидел тебя возле «Весолека». Памятаешь? — Кати кивнула. — Твоя красота поразила меня в самое сердце, и с тех пор не было дня, чтобы я не прагнул тебя.
— Что ты говоришь? — с ужасом прошептала девушка, отступая на шаг.
— Каждую ночь я видел тебя во сне, думал о тебе днём и марил, марил одной тобой.
— Что ты говоришь? — повторила Кати. — Ты пьян?
— Пьян. Тобой.
Чеслав быстро наклонился и поцеловал её в шею. Кати дёрнулась, вырвала руку и бросилась к запертой двери. Толкнула её и в отчаянии забилась в угол.
— Теперь ты моя. Вся моя. Богиня из снов.
На лице Чеслава появилась усмешка, в которой Кати увидела свой приговор. Она закричала и повернулась к двери лицом. Придерживая одной рукой одеяло, второй забарабанила в дверь. Чеслав медленно подошёл и остановился за спиной:
— Кричи громче, — проговорил он, — никто не услышит. А мне твой крик до вподобы.
Он резко дёрнул одеяло и отшвырнул его в сторону, оставив Кати в ночной сорочке. Девушка обернулась, инстинктивно обхватила себя руками и бросилась в сторону, но корчмарь ухватил её за плечо. Послышался треск разрываемой ткани, в руке Чеслава остался белый лоскут, а Кати с обнажённым плечом проскользнула мимо. Она метнулась в одну сторону, другую, но прятаться в маленькой комнате было негде. Взгляд остановился на сложенных возле печки дровах. Кати бросилась к ним, схватила полено и выставила его перед собой в дрожащих руках.
— Остановись! Что ты делаешь? — выкрикнула она, плача от страха. — Ты же друг Алексея! Завтра будешь жалеть о содеянном!
Чеслав рассмеялся, медленно скинул с себя жупан, с рубахи снял пояс и засучил рукава. Руки у него были жилистые, крепкие, и Кати с ужасом поняла, что он сильный мужчина, против которого ей не выстоять. Образ простодушного корчмаря развеялся — перед ней стоял злобный, опасный человек, охваченный безумной страстью.
— Не подходи! — крикнула девушка и предупреждающе взмахнула поленом, но Чеслава, похоже, это только раззадорило.
Он медленно двинулся к ней, тяжело дыша. Вид растрёпанной Кати с обнажённым плечом приводил его в неистовство, в сердце бушевал огонь, кровь кипела от желания.
— Моя. Богиня, — проговорил он и вдруг резко бросился на Кати.
Она размахнулась, но он перехватил её руку, дёрнул, и девушка выронила полено, закричав от боли. Чеслав тем временем прижал её телом к стене, рвал на ней сорочку и осыпал лицо и шею жаркими поцелуями.
— Нет! — крикнула Кати, оттолкнула его изо всех сил и снова бросилась к двери.
Рубашка, превратившаяся в лохмотья, соскользнула с груди и задержалась на бёдрах. Она запуталась в ногах, и Кати упала, больно ударившись коленями. К ней подскочил Чеслав, схватил рубашку и дёрнул на себя, оставив Кати в тонких батистовых панталонах. Она завизжала, перевернулась и ударила его ногами в лицо. Чеслав упал на спину, и девушка снова оказалась возле двери. Она стучала в неё и кричала, надеясь, что шум услышит хозяйка дома и придёт ей на помощь. Она не видела, как Чеслав сдёрнул со стены один из кожаных ремней, подошёл к ней и размахнулся. На мгновение Кати показалось, что её спину опалило огнём. Она обернулась и тут же согнулась пополам от удара кулаком в живот. В глазах Кати потемнело, дыхание перехватило, и она упала на колени, хватая ртом воздух. Чеслав снова размахнулся, и ремень обвился вокруг бёдер Кати, потом снова прошёлся по спине. Удары один за другим посыпались на бедную девушку со всех сторон. От ужаса и боли она боялась пошевелиться и замерла, поджав колени и закрыв голову руками.
— Вставай! — крикнул Чеслав и прекратил избиение.
Кати робко взглянула на него, поднялась с колен и с криком попыталась вцепиться пальцами в его лицо. Но корчмарь с довольной ухмылкой опередил её и ударил наотмашь. Кати врезалась головой в стену и потеряла сознание.
Сознание вернулось к ней с болью во всём теле. Кати хотела вскочить и бежать, но с ужасом поняла, что не может пошевелиться. Её руки и ноги были привязаны ремнями к кровати, а рядом стоял совершенно голый Чеслав и с ухмылкой рассматривал её обнажённое тело, покрытое синяками и ссадинами.
— Ты вся моя, — глухо проговорил корчмарь, и его руки принялись ощупывать Кати, трогать её везде и щипать. — Моя, — повторил он с придыханием и впился зубами в её грудь. — Моя мажения, моя богиня, — шептал он, взбираясь на тело, о котором грезил по ночам.
У Кати больше не осталось сил на крик. Она могла только горько, с подвыванием рыдать и извиваться, придавленная тяжёлым ненавистным мужчиной. Она хотела прямо сейчас умереть, жалела, что её не растерзали мятежники и мечтала, чтобы всё это оказалось кошмарным сном. Добродушный, славный Чеслав, прикинувшийся её спасителем, оказался монстром, о существовании которых Кати даже не догадывалась. А он знал, что делать, и вскоре она снова потеряла сознание, не столько от пронзившей её боли, сколько от стыда и унижения.
Чеслав ушёл незадолго до рассвета, когда темнота только-только начинала редеть. Перед уходом он отвязал от кровати измученную Кати, находившуюся в полубессознательном состоянии, и заботливо укрыл её одеялом.
— Ну, чего ты такая печальная? — спросил он со своей обычной приветливой улыбкой. — И бледная. Обязательно хорошо поешь, я тебе принёс много вкусного. Матушка спекла чудесные пляцеки, тебе сподобаются.
Он тронул губами лоб Кати, и она дёрнулась, словно от прикосновения раскалённого железа.
— Розумею. Моя богиня устала, — проговорил корчмарь, выпрямляясь. — Отдыхай пока. Поспи. Я навещу тебя сразу, как смогу вырваться.
Он вышел из комнаты, запер дверь и, весело напевая, сбежал по лестнице. Прохладный ночной воздух немного остудил довольного, разгорячённого Чеслава. Он вдохнул полной грудью, с улыбкой посмотрел на тающие в небе звёзды и пошагал домой. Отойдя несколько десятков метров, Чеслав сунул руку в карман и достал цепочку, сорванную с шеи Кати, когда та была без сознания. В рассеивающемся мраке блеснул православный серебряный крест, Чеслав нахмурился и швырнул его подальше в сторону. «Так-то лучше», — подумал корчмарь, потом спохватился, что серебряную безделушку можно было продать, но в темноте лезть в разросшийся ивняк не хотелось. И поторапливаться нужно было домой, чтобы поспать хоть пару часов. Мать чинить расспросов не станет, но