В первое время я думал лишь о том, что это могло быть своеобразным тестом на терпеливость и выносливость к таким вот необычным условиям, испытанием на прочность, иными словами. Поэтому старался держаться, пытаясь найти в себе какую-то внутреннюю опору, которая помогла бы без лишних сложностей перенести эти муки (а это были именно муки, что становилось яснее с каждой лишней минутой в этой камере). Думал о себе, о будущем, пытался проанализировать все сведения, которые собрал, и сопоставить их с миром Наруто. Но делать это в темном помещении, сидя в грязном мокром полу, и чувствуя, как на голову падают тяжелые холодные капли воды, вызывающие крайне сильное раздражение было нереально сложно. Мало того, на мне не было совершенно никакой одежды. Ее заставили снять еще при заходе сюда....
Дверь все не открывалась. Лишь маленькое отверстие, через которое заталкивали внутрь мою еду, открываемое лишь раз в сутки. Игнорируемые через него мои вопросы, мои истерики, крики, просьбы о помощи.
Да истерики. Что тут говорить. Долго вынести это я оказался не способен. Этот запах.... Эти капли, бьющие буквально везде, словно специально дожидающиеся, когда я окажусь под ними.... Этот холод.... Эта грязь.... Эта тьма....
Не помню, когда это было, сколько именно прошло времени, когда меня сорвало. Я кричал, орал во всю глотку, долбил кулаком дверь, в ярости разбил миску о стену, хватался за голову и буквально лез в стену. Немного успокаивался, а потом снова, после очередного удара тяжелой капли воды, срывался с цепи, бросаясь на стену, на дверь, рвя гнилые прутья циновки, до крови вгрызаясь ногтями в кожу, надеясь хоть немного унять это раздражение.
Истерика длилась долго, пока я окончательно не обессилел и начал таки с голодухи пожирать ту гадость, которую давали и которую я ел через силу. А потом начался эффект давящих стен. И проникающей тьмы.
Чем больше я проводил времени в этом месте, тем сильнее на меня влияли эти стены. Эти скрытые в тени страшные контуры словно давили, давили со всех сторон, воздух становился каким-то душным, невыносимым, а тьма, окружающая тот маленький пятачок посреди камеры, которую я боялся оставлять.
Образы, мысли, мечты, чувства, воспоминания растворялись в моем сознании, оставляя внутри лишь одно - маленький тлеющий огонек надежды где то в конце тоннеля и полная тьма действительности вокруг. Внутри меня все медленно, но верно сжималось.... Я чувствовал, как становлюсь никем.
Ярчайший свет, ослепляющий в своем обилии, и свежий воздух, словно нечто неземное, ворвавшиеся ко мне вместе со скрипом отворившейся дверью, подействовали как красная тряпка на быка. Не помню, какие мысли в тот момент возникли в голове. Наверняка, их и не было. Был лишь образ. Образ свободы, образ снятых оков.... Не обращая внимания на слабость после множества бессонных ночей (или дней?), не думая ни о чем другом, кроме этого света в конце тоннеля, я бросился вперед. Именно бросился, со всей страстью, которая во мне осталась, со всей жаждой свободы, и желания. Подгоняемый тьмой, давящими каменными стенами и чем-то еще, что все это время было со мной рядом, и чего я боялся больше всего. Пусть передо мной возникли препятствия в виде людей, которые не хотели меня выпускать! Пусть они были старше меня и сильнее! Плевать на это! Я СВОБОДЕН! И НИКТО НЕ СДЕЛАЕТ МЕНЯ ПЛЕННИКОМ!
В комнате пахло сладковатым запахом благовоний, которые тлели в дальнем уголке. От этого запаха немного першило в горле, а дым, которого было как-то уж слишком много в воздухе, заставлял слезиться глаза. А может тут дело в чем-то другом? В том же разбитом носе и губе? Или сломанной руке?
Фонарь, мягкий и расслабляющий свет которого заливал все помещение, подвешенный под дощатым светло-голубым потолком, напоминал полную луну. Такую же красивую и притягательную. То, отчего было сложно оторвать глаз и обратить внимание на что-то другое. Например, на объемный шкаф, выполненный из красного дерева и украшенного многочисленными узорами-завиточками и несколькими малопонятными символами. Или тот стол рядом на коротких ножках, буквально заваленный всякой всячиной. Сосудами, миниатюрными ступками, свернутыми белоснежными полотняными кусками ткани, всевозможными травами и необычного вида металлическими инструментами.
Любой имеющий логику человек, разумеется, не стал бы сомневаться, что это помещение лекаря. Все намекало на это, и впрочем, для определения было бы вполне достаточно лишь части всего этого богатства и того, что лежало на полу. Меня.
Большую часть моего тела покрывали белые куски ткани - своеобразные аналоги бинтов, изготовленных из плотной мягкой материи, приятно легшей на кожу. Ноги, руки, ребра, нехилая повязка была наложена и на голову, на затылочную ее часть. И хотя сейчас большинство моих 'боевых ран' и их последствий было не видно под тонким, но необычно теплым одеялом, я прекрасно чувствовал, как они плотно обхватывали все мое тело, пробуждая в голове нелепые сравнения с мумией. Как жжется рана в голове, которая осталась после столкновения с каменным выступом, и которую обильно намазали зеленой склизкой мазью. Как ноет рука, кости которой были сломаны при столкновении с теми дюжими парнями.
Забавно было проснуться после того кошмара, перенесенного в темной и сырой камере на мягкой постели, заботливо укрытым теплым