Лениво развалившись на кровати, я впервые за полгода не желаю исчезнуть сразу же после очередного занятия любовью. Черт побери, мы просто трахались, а не занимались любовью.
Верь, надейся. Люби.
От поганого голоса в голове подташнивает, и избавиться от него я не могу. Неужели отцу и впрямь пришло в голову поиздеваться надо мной? Стало скучно за две тысячи лет в одиночестве? Но голос этот не бесцветный, лишенный индивидуальности голос Создателя – это мой голос, такой знакомый и такой чужой одновременно. Голос спокойного и уверенного в своих силах ангела Мертаэля.
Тому тоже бы катиться ко всем чертям вместе с добродетелями. Как раз туда, где он сдох пару тысяч лет назад. Или туда, где задыхаются от безысходности и бессилия мои собратья.
Но я-то не один из них.
– Кофе будешь? – кричит Сильвия из кухни.
Хрипло. Устало. Слишком мягко.
– Да. С сахаром.
Единственный, кто не желает мириться с реальностью, – это я сам.
Глава 26
Сильвия
Третьекурсники сегодня устроили массовую забастовку прямо в холле на первом этаже. Забастовку против меня, черт побери! И меня оглушает нестройный хор голосов, едва я прохожу сквозь парадные двери.
Со всех сторон на меня смотрят на скорую руку отпечатанные на обычных листках надписи «Катись к черту, Хейли» и экраны мобильных телефонов с идиотскими картинками. Что, неужели у ребят терпение кончилось? Глазами я пытаюсь высмотреть заводилу, но однокурсники стоят плотной толпой – никто не выступает вперед, не кричит громче других, но все как один поглядывают на меня волком.
– Тебя совесть-то не заела, Хейли? – спрашивает Оливия. А ведь когда-то мы с ней были приятельницами. – Куда пропал Дерек? Где Джейн? Тебе кресло президентское не жмет?
– Не жмет, – кисло улыбаюсь я в ответ и покрепче перехватываю ремень наплечной сумки. – А у Дерека и Джейн сама спроси. Я им не нянька.
– Да брось, Хейли, все знают, что это ты на ректора надавила! – а это кричит Майкл – друг Дерека, единственный парень на курсе, которому нравилась Джейн.
Что ж, стоило ожидать, что он-то точно рано или поздно на меня набросится.
– Проваливай! Проваливай! Проваливай! – скандируют ребята в один голос.
И самое страшное, что к ним присоединяются остальные. Старшекурсники, первокурсники, даже те, кого я максимум пару раз в коридоре видела. Внутри все переворачивается, ноги подкашиваются от волнения, я спешно разворачиваюсь на каблуках и вылетаю обратно во двор.
Сил нет смотреть на это все. Что я такого им сделала? Они же ничегошеньки не знают о том, что на самом деле происходит. Что у меня на душе кошки скребут, стоит только вспомнить, какую ерунду я загадала. И осознать, что я это приняла, смирилась с тем, что натворил Мертаэль, да и…
Я тяжело вздыхаю и устало прислоняюсь к кирпичной стене. Вдалеке зеленеют деревья, проносится мимо колледжа полицейская машина с мигалками. Жить в последнее время стало невозможно. На учебе мне прохода не дают, теперь вот и у самого входа поджидают, да и детектив этот звонит периодически. Сколько можно?
Нельзя же так. Я банально устала и хочу остановиться на мгновение, передохнуть, а вместо этого только прокручиваю события последних месяцев в голове: мне так хотелось стать крутой, показать ребятам, что я тоже на что-то способна, но зашла я слишком далеко.
Хорошо еще, что Мертаэль от меня не отвернулся. Он единственный, кто не смотрит на меня волком и не требует невозможного. И плевать я хотела, что это он во всем виноват. Наверное, это и впрямь любовь? Я горько усмехаюсь и бреду прочь от колледжа, не оборачиваясь.
Сегодня мне точно не до учебы.
И вслед мне доносится едва слышное «проваливай». Если бы я могла, давно уже свалила бы из «Хейлис» и вообще из этого города. Иногда кажется, будто каждый в огромном Нью-Йорке знает, что я натворила. Знает, что за спиной у меня денно и нощно маячит высокий и симпатичный рогатый демон.
Господи, о чем я только думаю?
Приходится вызвать такси, чтобы добраться до дома без приключений. И даже таксист сквозь зеркало посматривает на меня с осуждением. Да ничего такого я не сделала, черт побери! Это я потеряла лучшую подругу, мать и доверие однокурсников. Это из-за меня папа пошел на такую глупость, как отмена выборов. И мне это все тоже вышло боком!
Но рассказать обо всем я могу разве что той бутылке вина, которую утащила у папы в прошлый раз. Она призывно поблескивает стеклянными боками, когда я открываю холодильник, вернувшись домой. Интересно, если позвать Мертаэля выпить со мной, он явится? Нет, наверняка он не в настроении.
Да и я тоже, честно говоря. Знать бы только, как он там и когда вернется. Но в ответ на эти вопросы в голове не звучит знакомый низкий голос. Хорошо, не хочешь общаться – как хочешь.
И я опрокидываю один бокал вина за другим, пока настроение окончательно не скатывается под плинтус. Как же я устала. Почему Мертаэль просто не может сказать, что любит меня? Всего три слова, и мы оба были бы счастливы. Он бы вернулся в Ад, или что там делают демоны после закрытия контракта, а я… Наверное, я бы просто умерла.
Но какая разница? Едва ли меня любит кто-то, кроме этого ненормального рогатого. Я же помню, как он смотрел на меня в последний раз. Я слышала, что он при этом думал. Ему просто смелости не хватает, вот и все.
Или на самом деле он тоже не прочь, чтобы я куда-нибудь свалила? И на глаза наворачиваются непрошеные горячие слезы. Твою мать, почему хотя бы о нем я не могу подумать нормально? Он-то мне повода сомневаться не давал.
Почти.
В сумочке на столе оживает и надрывается телефон. Ставлю на то, что звонит кто-нибудь из колледжа, – может, профессор Смит хочет выяснить, почему я не сдаю ему экзамен по истории, как должна. Или это проклятый детектив Блумфилд решил задать мне пару вопросов. Пусть катятся ко всем чертям.
От кислого привкуса вина во рту становится только хуже. Как мама пила эту дрянь все время? Лучше бы я достала колы. Тогда и голова