Ясир одернул руку. Глянул на отца холодным взглядом.
— Ты не понимаешь, да?
— Нет, сын, это ты не понимаешь…
— Не понимаешь, что твориться… — проговорил Ясир, сделав вид, что не услышал отца, — шурави пришли к нам, чтобы разрушить наши законы. Наши древние обычаи. Они безбожники, которые хотят навязать нам, как жить…
Ясир, — строго сказал ему отец.
— Если просто сидеть сложа руки, они разрушат все, что нам дорого. Махмуд это понимал. Потому и ушел на войну.
— Махмуд был бандитом! — Повысил отец голос, — он убивал людей! Угонял их в рабство, грабил! Вот что он делал! А потом погиб в бою, на заставе шурави! Его брат Фарух, не сегодня, так завтра, пойдет по его же пути!
— Махмуд понимал! — Крикнул на отца Ясир, — понимал, что нужно защищать свою землю! Что нужно защищать наши законы! Фарух тоже это понимает, я это понимаю! А ты трусишь! Ты боишься взять в руки оружие!
Ясир увидел, как лицо отца помрачнело. Как его исказила злость. Отец замер, уставившись на Ясира.
Испуганная Тахмира тоже застыла на месте. Тронула от страха широкий бок теленка.
— Глупый мальчишка. Ты не ведаешь, что говоришь, — сказал отец, — я пытаюсь прокормить нас всех. Стараюсь, чтобы следующей зимой мы не пошли по свету от нищеты…
— Нет, ты боишься, отец, — с нажимом сказал Ясир и решительно шагнул к отцу, — ты боишься войны! Боишься смерти! Ты боишься шурави!
— Замолчи…
— Ты заискиваешь перед ними! Рассыпаешься в благодарностях за то, что они соизволили не забрать нашего быка себе!
— Молчи, Ясир.
— Ты пресмыкаешься перед ними, словно раб!
В следующий момент раздался звонкий шлепок. Тахмира пискнула, закрыв лицо руками. Ясир потрогал горящее после отцовской пощечины лицо.
— Если хоть еще раз увижу или просто узнаю, что ты разговаривал с Фарухом, — мрачно проговорил отец, — я отрекусь от тебя. Отрекусь и выгоню из дому. Хочешь — уходи в горы. Хочешь, прибивайся к бандитам и грабь простых людей. Но знай: тогда у меня больше не будет сына. В тот час мой первенец для меня умрет.
— Ты жил трусом и навсегда им останешься, — бесстрашно и решительно ответил Ясир.
Отец снова зло нахмурился. Засопел и занес руку, чтобы ударить его второй раз.
— В… Воды… — раздался где-то под дорогой слабый голос.
Они обернулись.
— Прошу, воды…
— Там, в арыке. Там кто-то есть, — проговорил отец удивленно.
Ясир тут же метнулся туда, спустился с дороги в арык и увидел под сухим кустом колючки, едва дававшим тень, человека.
— Отец! Тут человек! Он ранен!
Тахмира с отцом оказались тут как тут.
Раненый мужчина был изможден. Одетый в одну только измазанную застарелой кровью рубаху, он просто лежал на земле, выбившись из последних сил.
Ясир обратил внимание, что мужчина оказался босоног. Правый рукав своей рубахи он оторвал и сделал из него повязку на голову, чтобы защититься от солнца. Но, похоже, она не помогла ему.
— Он не может идти, — опустился к несчастному отец. — Посмотри, ноги сбил в кровь.
— Вижу, отец, — проговорил Ясир, тоже устраиваясь рядом и осматривая раны несчастного.
К удивлению Ясира, несмотря на испачканную кровью рубаху, ни колотых, ни огнестрельных ран на теле человека не было. Ясир нашел только ссадины и синяки. А вот ноги — другое дело. Они представляли из себя одно сплошное месиво стертой о горячие камни плоти.
— Откуда он тут взялся? — Спросил самого себя Ясир, — мы же тут проходили еще до рассвета!
— Ему нужна помощь. Ни то умрет, — сказал отец, — Ясир, беги в кишлак, за ослом. Возьми с собой воды. Мы с Тахмирой побудем здесь, с ним.
Ясир кивнул, поднялся было на ноги, но вдруг услышал, как незнакомец хрипло вздохнул. Мужчина вдруг открыл глаза, проморгался и даже попытался приподняться на локте.
— Стой, не двигайся, незнакомец, — тут же остановил его отец, — не трать силы.
Мужчина, будто не слышал обращенных к нему слов. Подняться он не смог, но потянулся к перепугавшейся от этого Тахмире.
— Амина… Доченька… Ты жива…— Простонал он и потерял сознание.
— Быстрее, Ясир, — сказал отец строго, — беги быстрее. Он уже бредит.
* * *
Шишига вернула нас на Шамабад в седьмом часу утра.
— А че это там за кипишь такой? — Удивился Малюга и привстал в кузове, чтобы посмотреть над кабиной, что же происходит у заставы.
У ворот заставы стояли два УАЗика. Из последнего выгружались люди. Они доставали свои баулы, строились у входа. Я насчитал шестерых мужчин в форме защитного цвета.
Встречали их Таран с Пуганьковым, а еще особисты Рюмшин с Шариповым.
Таран поздоровался с каждым за руку. Потом заговорил с высоким мужчиной, видимо, командиром вновь прибывших.
— Еще одно усиление, что ли? — Удивился Канджиев, — так нам и танкистов уже многовато будет.
Шишига опередила оба УАЗика, стала перед ними. Мартынов приказал нам выгружаться и сразу же построил. Повел к разрежалке, чтобы наряд мог отрапортовать о выполнении поставленного приказа на охрану Государственной границы.
Когда мы проходили мимо офицеров и вновь прибывших солдат, те даже не глянули на нас. Зато я успел рассмотреть прибывших. В особенности одного из них.
Во дворе встречал нас прапорщик Черепанов.
Мы разрядили оружие, отправились к оружейке, чтобы сложить автоматы и снаряжение. Когда вышли во двор, увидели, что шестеро новеньких шли к зданию заставы, неся свои баулы.
Первому из них, тому, с кем разговаривал Таран, было около тридцати пяти лет. Высокий и широкоплечий мужчина шел с непокрытой головой. Оделся он в форму без знаков различия. Впрочем, как и все остальные его люди.
Трое других были помладше. Навскидку по двадцать пять-двадцать семь лет каждый. Последняя пара — совсем юнцы, лет по восемнадцать.
Шестерка шла совершенно ни с кем не здороваясь. Они, будто бы и не замечали любопытства пограничников, находившихся сейчас во дворе и с интересом рассматривавших гостей.
Таран вел новеньких сам, лично.
Мы пронаблюдали, как один за другим, мужики исчезли в дверях заставы.
— Товарищ прапорщик, — обратился к Черепанову нетерпеливый Малюга, — разрешите обратиться?
— Если ты хочешь спросить о том, кто это такие, то не разрешаю, — сказал