– Что ты с ней сделала? – строго спросил я Машу.
– Успокоила, как могла, – пожала плечами секретарша, вертя в руках пустой стакан.
Я принюхался:
– Так… Мой «Хеннесси». И сколько?
– Да полный налила, – покаялась Маша. – А потом еще половину.
Удивляясь способностям дамы, проглотившей за пятнадцать минут полтора стакана коньяку, я подхватил ее подмышки:
– Поехали, мы согласны.
– О-о, – восхитилась Катынина, – А ты сильный…
– А уж я-то какой сильный, – осклабился Чонг. Выдернув женщину у меня из рук, взвалил ее на плечо, подмигнул. – Идем.
Александра Вениаминовна, вися вниз головой, заливалась радостным смехом. Чонг выскочил из приемной и понесся вниз по лестнице. Пришлось бежать за ним – мало ли, что психу в башку взбредет? Поужинает дамой, а мне потом отвечай.
Но китаец сдержался. Запихнул красотку в машину, и мы поехали в пригород, в дом Катынина. Правда, к тому моменту как добрались до трехэтажного особняка, Александра Вениаминовна уже дремала. Хорошо хоть адрес успела назвать.
Пришлось растолкать дамочку, чтобы представила нас охране. Пробормотав что-то вроде «Это мои сладкие мальчики, пропустить и не приставать», – Катынина окончательно отключилась.
Мы занесли ее в дом, свалили на первый попавшийся диван и пошли осматривать сад. Здесь прогуливался вооруженный охранник.
– Где окна спальни хозяйки? – спросил я, предъявляя удостоверение.
– Вон, – тот ткнул пальцем, – на третьем этаже, вторые слева.
– Третий этаж. Глаза видела, – многозначительно произнес Чонг.
Я согласно хмыкнул:
– Где расположимся? Можно вон в тех кустах.
– Давай ты в кустах, а я на дереве, – предложил киан-ши. – В случае чего опять спасу твою шкуру… то есть приму превентивные меры.
– А для чего ты еще нужен? – проворчал я, устраиваясь в пышных зарослях сирени, которые немедленно обдали меня потоком дождевых капель.
Ждать пришлось до полуночи. Ровно в двенадцать, когда охранник, ходивший по периметру, был с другой стороны дома, я услышал шуршание травы под чьими-то ногами.
Вскоре увидел совершенно голого мужика. Он подошел к стене дома, немного постоял и вдруг, как ящерица, ловко пополз вверх. Добравшись до окон Александры Вениаминовны, посмотрел в них минут пять, разочарованно вздохнул и тем же путем спустился. Потом пробежался вдоль деревьев, выбрал подходящее, подпрыгнул и повис вниз головой, в точности как киан-ши.
С другого дерева на него наскочил Чонг. Сбил на землю, словно грушу, навалился сверху. Мужик громко завизжал. Подбежав, я первым делом ткнул ему в шею серебряное распятие. Никакой реакции – обычный человек.
Только совершенно безумный. Я включил фонарь, чтобы рассмотреть его. Блуждающие глаза со странным блеском, расширенные зрачки, кривая улыбка.
– Не узнаешь? – спросил Чонг. – Вспоминай, морда-то известная.
Я пораженно выматерился. Перед нами был бизнесмен Денис Катынин собственной персоной.
Из истории рода Батори
Замок Чахтице, июль 1601 года от Рождества Христова
– Вот ведь говорила тебе: пошли, пока солнце высоко, – одышливо ворчала толстая Агнешка. – Нет, заладила одно: еще ягодку, да еще горсточку… У-у, заноза…
Пирошка виновато молчала. И впрямь, нехорошо вышло: заблудились в лесу. С утра еще отправились по ягоды, их в это лето уродилось – видимо-невидимо. Глаза у нее разгорелись, не хотела уходить. А теперь вот заплутали, да так странно – как будто спутал кто. Вон, дуб с кривыми корнями, а вон – пень трухлявый светится. На этой поляне они уже были, да сюда же и вернулись.
– А может, нас кто запутал? – словно подслушав ее мысли, протянула Агнешка. Остановилась, прижала руку к груди. – Ой, тяжко мне, ой сердечко…
Может, и запутал. Триединый ли бог Иштен развлекался, прекрасная ли Мнеллики, правительница лесов, рассердилась на жадность глупой бабы. А может, и страшный демон Ердег водит, уморить хочет…
От этой мысли Пирошке стало не по себе. Темнота показалась угрожающей, за каждым деревом мерещилась нечисть, а свет луны виделся особенно зловещим. Она громко, нарочито бодро сказала:
– Подумаешь, горе! Выберемся.
– Выберемся… Если оборотня не встретим, – стращала Агнешка. Слыхала, что люди говорят? Оборотень здесь в лунные ночи бродит, двоих уже загрыз…
Как будто в ответ на ее слова, вдалеке раздалось странное урчание, следом затрещали ветки под чьими-то шагами.
– Что это? – всполошилась Пирошка.
Шаги быстро приближались. Агнешка оглянулась, подхватила корзины, шикнула:
– Сюда иди, в кусты!
Пирошка поспешила за подругой. Они замерли, стараясь даже не дышать, глядя сквозь кружево листьев туда, откуда доносился шум.
Вскоре на поляну выбежала женщина в белой рубахе. Остановилась, втянула воздух, словно вынюхивая заплутавших ягодниц. Не учуяла. Тряхнула головой, распущенные черные волосы шелковым плащом текли по плечам. Женщина скинула рубаху, осталась голая – в лунном свете тело ее блестело серебром. Упала на землю, принялась кататься, тереться о траву, точно зверь. Потом изогнулась, подняла голову и начала завывать, как кошка, когда кота зовет.
Свет луны упал на лицо женщины, и Пирошка зажала рот рукою, сдерживая изумленный крик: на поляне бесновалась сама графиня Эржебета.
Долго ли это продолжалось, ни Агнешка, ни Пирошка потом припомнить не могли. А только, даже когда убралась госпожа, не рискнули бабы выйти из кустов. Так и просидели, обнявшись, целую ночь, и лишь когда солнце взошло, поспешили уйти из леса – благо, больше не путала их нечистая сила, и замок оказался недалеко.
– Так что ж получается, Агнеша, – говорила по дороге измученная страхом Пирошка, – госпожа-то наша и есть оборотень?
– Выходит, так. Лидерки, они все умеют. И в зверей оборачиваться, и людей зачаровывать, и жить вечно.
– Как вечно? – раскрыла рот Пирошка.
– Да так. Ты посмотри на себя. Во рту-то у тебя уж полтора зуба осталось, кожа сморщилась вся, что твое печеное яблоко, руки вон как сучья, да спина сгорбленная.
– Ладно уж, – пробормотала обиженная Пирошка. – Сама-то красота неписанная. Толста как бочка, да глупа как квочка.
Агнешка ничуть не осердилась на такие слова:
– Так я тебе про что и говорю! Старость пришла! И глянь теперь на госпожу: наша одногодка, уж четыре десятка ей да еще один годок, пятерых детей родила…
– Четверых, – поправила Пирошка.
– Ну тот мертворожденный был, мальчишечка-то. Но родила ведь… А красота в ней какая! Девка, да и только!
– Так она ж госпожа. Чего ей? Не работает, чай, до рассвета не встает, кушает сладко, спит мягко…
– Что ж все госпожи так не глядятся? – прищурилась Агнешка. – Вон, вспомни: на прошлое Рождество приезжала в гости родственница господина Ференца. Тоже одногодка, да что-то ни зубов у ней, ни рожи, ни кожи.
Пирошка задумчиво кивнула. Подруга правду говорит. Невозможно без колдовства сохранить красоту, чтоб в старости на девицу юную походить.
– Кровь она человеческую пьет, – рассуждала Агнешка. – Через то и молодая остается. Помнишь девок, что она насмерть замучила? Вот от