С тех пор он стал одержим своей идеей: заработать большие деньги. Я пыталась его отговорить, но он словно сошел с ума. Я догадывалась, что он балансирует на грани, выполняя не совсем чистую работу. Я беспокоилась, но он всегда отвечал мне с улыбкой: «Не думай о плохом, моя милая. У меня всё под контролем». Сережу ничто не могло остановить. Я не знаю, какие компьютерные системы он взламывал, в каком криминале участвовал, но деньги он стал зарабатывать большие, такие большие, что мне и не снилось раньше. Институт он не бросил. Часть предметов Сергей сдавал экстерном, за другие ему ставили «автоматы». Преподаватели считали его гением. Он и был гением. Свой талант он научился выгодно обменивать на деньги. К пятому курсу у него уже была своя фирма, производившая компьютерные игры. Я не знала, продолжал ли он заниматься чем-то недозволенным. Меня он никогда не посвящал в свои дела. Он отдалился от друзей. В его новой жизни им не было места. Там были только его бешеная работа, я и дети. А я так любила его, что мне никто другой был не нужен. Соверши он преступление, я бы простила своего Сергея. Если бы его посадили, то ждала бы его, годы, десятилетия, ждала с верой и любовью, считая дни и минуты до встречи.
Когда родился Митя, Сережка был на седьмом небе от счастья. Он настоял, чтобы я рожала в самом дорогом роддоме, он оплатил для меня целые апартаменты. Роды принимала самая лучшая бригада врачей. А из роддома он забрал нас с сыном в новую квартиру.
Я жила, как нежное тепличное растение. Мой муж оберегал меня от жестокого внешнего мира. Ни одного дня я не работала.
Единственное, что заставлял меня делать Сергей – учиться в институте. Возможно, я бы бросила учебу, если бы не муж. Помню, как после получения диплома Сергей настоял, чтобы мы поехали к моей маме. Мы накупили гостинцев и подарков. Сережка потратил все деньги, что получил за крупный заказ накануне. Я была в новой кофточке, купленной специально для защиты диплома. С цветами, огромным тортом и прочими деликатесами мы без предупреждения ввалились в тесную квартирку моей мамы.
Мать поджала губы, когда увидела меня. Она долго и недоверчиво вертела в руках мой новенький диплом.
– Может чаю попьем? – предложила я, чтобы разрядить обстановку.
Сергей деликатно молчал.
– Садитесь к столу, – мать провела нас на кухню.
Мы сидели с Сережей за кухонным столом, покрытым липкой потертой клеенкой. Мать подала нам разномастные бокалы. Заварка была старая, прокисшая, похоже, ее заливали кипятком не один раз. Я с трудом глотала это пойло. У меня было желание выплеснуть содержимое бокала в раковину. Сергей держался мужественно. Он, как ни в чем ни бывало, пил поданный мамой чай. Я еле сдерживалась. Слезы стояли у меня в глазах. Неужели нельзя было посадить нас за стол в комнате? Неужели нельзя было накрыть стол скатертью, поставить чайный сервиз и сделать свежую заварку?
Выпив чай, мы оба дружно поднялись и откланялись. Мать нас не задерживала. Раз в месяц я дежурно звонила ей, чтобы справиться о здоровье. Младший брат стал главным делом ее жизни, его учеба, работа, череда неудачных браков, и – увы! – алкоголизм. Со временем она перестала категорично отказываться от денег, которые я ей предлагала. Мы встретились, я помогла ей открыть счет в банке и оформила ежемесячное перечисление, вторую пенсию, существенно больше казенной.
«И правильно!» – сказал Сергей, он никогда не ограничивал меня в расходах. Деньги всегда были общие, хотя я и после диплома нигде не работала. Сергей гордился, что может один обеспечивать всю семью. Помню, как он радовался покупке большого загородного дома. Мы переехали за город, когда я была беременна Леночкой: Сережа считал, что мне полезно больше бывать на свежем воздухе. Он нанял целый штат прислуги, которая ходила за мной табуном, не давая лишний раз шевельнуть пальцем.
После рождения Леночки я уволила прислугу и перебралась с детьми в нашу московскую квартиру. Сереже было удобнее руководить фирмой, живя в Москве, а я не могла даже на один день с ним расстаться. Я занималась домом и детьми, да еще – шитьем. Шить я любила и умела с детства. Для своих детей я сама шила комбинезоны, красивые пальтишки, шапочки. Я украшала детские вещи нарядными аппликациями, кусочками меха и вышивкой.
Однажды моя подруга попросила ей сшить нарядный конверт для ребенка. Я сшила ей конверт, шапочку. И неожиданно для меня пошли заказы от других подруг и их знакомых. Заказов было не так много, но они развлекали меня. Я работала не из-за денег, а в удовольствие. Того, что я зарабатывала в месяц, не хватило бы покрыть расходы нашей семьи за один единственный день. Муж снисходительно относился к моей «работе», но никогда не смеялся надо мной. Если мне нравилось, так почему бы и не потешиться? Подруга предложила мне освоить новое изделие – слинг, переносную люльку. Она возила их из Америки и продавала за бешеные деньги. Потом мы с ней распороли один американский и сняли выкройку, дальше производство пошло потоком, варьировались ткани, пряжки, карманчики. Я неплохо зарабатывала, но все деньги складывала на новый счет. Мне хотелось подкопить и однажды удивить Сережу, сделать ему какой-нибудь сногсшибательный сюрприз.
Накануне того злополучного дня Сережка пришел домой поздно. Я разглаживала пальцем морщинку у него на переносице и нежно целовала его. Дети уже спали. Он вдруг сказал мне:
– Дорогая, не хочешь ли съездить с детьми за границу?
– Зачем?
– Покажешь детям Диснейленд, отдохнешь на теплом море. У нас осень начинается, а там лето. Позагораете, покупаетесь.
– А ты поедешь с нами?
– Нет, я не смогу сейчас. Возможно, присоединюсь к вам позже.
– Но я никогда не уезжала от тебя. Я не смогу жить без тебя.
– Я никогда не принуждал тебя, но сейчас прошу уехать. Так надо. С вами поедет няня, она поможет тебе с детьми.
– Хорошо, – сказала я. – Я сделаю все, что ты хочешь.
Той ночью поднялся ветер. Я забыла закрыть окно. В комнате похолодало. Мне приснился страшный сон. Я одна с детьми брела по какой-то дороге. Темные деревья смыкали свои кроны у меня над головой. Я тащила детей за руки, они упирались и не хотели идти дальше. Но я знала, мы должны уйти от чего-то ужасного, что настигало нас. Шел снег, а я была босиком. Я замерзла. Холодные и колючие хлопья снега набились в