Юноша? Ангел? Чудовище?
Волчьи уши, заостренные клыки, в джинсах прорезь для виляющего хвоста, а в руках покалеченная собачонка.
— Что здесь происходит? Мой голос приглушил скулящего подростка и рычание собак.
Он повернулся.
Глаза светились жёлтым как фонари. — Наказываю тех, кто наказывает их. Палец с когтем указал на ближайшую собаку.
— А ты чего пришел, помешать мне?
Рагуил замер за спиной, крылья шелестели предупреждением.
— Это Фауна. В его теле — дух, рожденный из последних стонов умирающих зверей… Будь с ним аккуратнее, у нас натянутые отношения. Впервые вижу его настороженным…
— И что за история у вас была? Поинтересовался я.
— Я убил её в прошлом. Похоже он воскрес вслед за другими. Ну ничего себе натянутые отношения…
Выбрал формулировку называется…
— Ты должен меня понять… Тот, кто мучает зверей, рано или поздно… Начал Иннокентий.
— Переключится на людей. Знаю. Я перебил, впиваясь взглядом в его клыки.
Псы зарычали, сбиваясь в круг. Их пасти капали слюной, а на зубах останки человечьего мяса.
— Скажи мне волк, я вытащил нож, лезвие сверкнуло при свете луны — Как ты относишься к животноводству?
Он засмеялся. Звук напомнил визг тормозов перед аварией.
— Людей — на конвейер! Сдирать шкуру живьём! Пусть узнают, какого это!
Рагуил устало вздохнул. Его крылья обернулись плащом из теней.
— Люди должны есть мясо, но не наслаждаться болью, таков божественный замысел. Ангел напрямую обратился к ангелу.
— Божественный замысел сдох! Фауна разозлилась.
Между нами возникло напряжение. Мы оцениваем силы друг друга, а собаки ждут сигнала.
Я понял — он не остановится. Сегодня — подростки живодеры, убийство которых оправдано. Завтра — работники мясокомбината. После завтра — все, кто покупает колбасу в магазине.
— Прощай, волк… Я понимаю твою позицию, но продолжать жить для тебя — опасно для окружающих.
Он взревел.
Псы кинулись, но я резко взмахнул руками и часть армии разорвалась на клочья, как бумага в шредере.
Юноша прыгнул на меня, кости блеснули. Мы рухнули в груду кирпичей. Как же собакой пахнет… Моё лезвие вошло ему в бок, но он лишь засмеялся…
Стройка превратилась в арену. Луна, как прожектор, освещала наши фигуры и лужи крови.
Я вытащил нож, лезвие блеснуло как обнаженный нерв.
Иннокентий отскочил в центр, волчьи уши подрагивали, а хвост хлыстом бил по воздуху.
— Ты думаешь, что справедлив? Фауна засмеялся. — Ты просто еще один мясник, только с ангельским благословением. Он щёлкнул пальцами и остатки псов бросились вперед как автоматные пули.
Фауна наблюдал, улыбаясь. Его клыки блестели, как ножи. — Ты слаб. Ты не понимаешь, что такое настоящая сила.
Собаки протяжно завыли, их глаза засветились кислотно-зеленым, а слюна изо рта разъедала бетон. Псы, накаченные божественной искрой, дело плохо…
Я не успеваю следить за движениями.
Первая прыгнула — клыки длиннее ножа, вонзились в плечо. Я вырвался, оставив в пасти солидный шмат мяса… Пока вырывался — вторая вцепилась в ногу, челюсти сомкнулись на коленной чашечке.
— Рагуил! Кричу я, но ангел молчал…
Третий пёс — с шипами на спине как у дикобраза, ударил головой и шипы впились в туловище. Я упал и прочувствовал, как кишки цепляются за остриё. Четвертая схватилась за руку, и два пальца — мизинец и безымянный, упали в грязь как отрубленные черви.
Кровь хлестала ритмично, как из пробитой цистерны. Звери окружили кольцом, рычание слилось в механический гул. Иннокентий глумился и каждый смешок бил по гордости…
Пятая собака, крупнее остальных, с рогами, как у горного козла, ударила в грудь. Рёбра треснули. Я отлетел к стене, и арматура впилась в спину. Острая боль пронзила тело — сталь вошла чуть левее позвоночника.
Псы сгрудились, их морды исказились в гримасах голода.
— Беги. Прошептал Рагуил. Его голос был слаб, будто сквозь толщу воды.
— Через стену… Сейчас!
Я откинулся назад, атомы на миг распались, боль стала белым шумом, я вывалился с другой стороны и упал в лужу.
На месте пальцев кратеры… Живот рвало при каждом шаге — шипы еще торчали как ржавые гвозди. Спина… Боюсь дотронуться… Арматура осталась в стене, но рана пульсировала как второе сердце.
Лай позади… Скоро нагонят… В таком состоянии далеко не убежать…
* * *
Бывают же чудеса на свете… Я даже не про всю эту ангельско-демонскую хренотень… Впереди меня натурально приземлился еще один ангел! Клянусь он летел! — Это мой друг! Микаэль! Радостно заголосил Рагуил.
— Времени нет, он нагоняет… Сказал помятого вида мужик, после чего ухватил меня за подмышки, и мы взмыли ввысь!
Глава 22
Нет в жизни большего удовольствия, чем проводить время с любимым человеком!
Если подумать, то вся мужская жизнь — вечный ритуал поклонения женскому началу. Мужчина от природы неприхотлив и может питаться одной гречкой и спать на матрасе брошенным на пол, но он всё равно строит карьеру ради больших денег, ведь без них невозможно понравится девушке.
Убивается в тренажёрном зале — чтобы девушка обратила внимания на кубики пресса и попросила потрогать. Если вычеркнуть женщину из жизни мужчины, то он предпочтет толстеть и ничего не делать, ведь небольшой животик — признак достатка.
Он читает книги и зазубривает острые цитаты, чтобы не показаться быдлом и не извергнуть первобытный вой при виде изгиба талии на первом свидании.
Вся цивилизация — гигантский брачный танец жуков, где каждый шаг мерцает сигналом — Выбери меня, позволь быть твоим рабом.
О Господи, дай нам сил, понравится самой красивой из доступных женщин…
Безжалостный маховик раскручивается со времен начальной школы и первой любви.
Я и сам попал в круговорот, только благодаря демону Лилит, мне удалось заполучить самое важное раньше, чем в первой трети жизни.
Не пришлось ждать старости и становится богатым стариком, чтобы нравится молодым девушкам.
С того рокового дня, любовь всей моей жизни находится так близко — что могу чувствовать запах шампуня.
Мужчина, познавший женщину, встает на другой жизненный этап. Он превозносится ближе к Богу, ведь Господь познал всё, а познать женщину — уже девяносто процентов от суммы всего.
Мои одноклассники — стая голодных пубертатных крыс. Они только и делают что круглыми сутками мастурбируют, мечтая овладеть телом женщины. Их пальцы скользят по экранам смартфонов, оставляя жирные следы на пиксельных телах.
Самые предприимчивые, откладывают деньги со школьных обедов, чтобы к выпускному арендовать проститутку.
Они прямо как бомжи — лижущие этикетку от вина…
Когда тебе шестнадцать, то думать о чём-то другом невозможно…
Вот идешь по подземному переходу, видишь разбитую