— Проси, что хочешь, но съездить надо, — стала уговаривать меня Фружета, сочтя мою секундную заминку за попытку отказаться. — Хороших людей обидим. Неудобно.
— Сестрорецк, так Сестрорецк, — улыбнулся я. — Записывай — выдать талоны на усиленное питание актёрам: Савелию Крамарову и Владимиру Высоцкому.
— Сава приехал⁈ — радостно пискнула Фружета Гургеновна. — Ты просто не представляешь, буквально везде и все хотят видеть именно Крамарова. Будут тебе талоны. Но Саву я послезавтра у тебя забираю. Пошлём его на встречу с передовиками производства и с первыми лицами города Ленинграда. — Фружета что-то быстро записала в журнал и вдруг удивлённо спросила, — а кто такой Высоцкий?
— Кто? — удивился и я, немного позабыв, что пока Владимир Высоцкий — это актёр второго и даже третьего плана. — В фильме «Увольнение на берег» он играл матроса, которого не пустили на свидание. А в «Карьере Димы Горина» он сыграл шофёра, которому Горин вмазал по лицу.
— Аааа, что-то припоминаю, — закивала головой Фружета Гургеновна. — Это такой невысокий и смешной парень? Будет кому коробку с киноплёнкой таскать, — захихикала она. — Кстати, показ твоего детектива начнётся в девять вечера. Не опаздывай, ха-ха. Всё! Я ушла!
Подумать только: на дворе август 1964 года, а Высоцкого, кроме узкого круга коллег, никто и в помине не знает. Но пройдёт всего два года и после кинокартины «Вертикаль» песни Владимира Семёновича зазвучат из каждого утюга, каждого магнитофона и из каждого окна. И слава его обгонит по полярности многих заслуженных и известных артистов и актёров. Что характерно, прозвище Высоцкого — Высота, произведения, что его прославят, будут о покорении гор, на которых ещё не бывал. И напишет он их для фильма про альпинистов, карабкающихся на высокие и заснеженные вершины. Вот и не верь после этого в предназначение судьбы.
— А ведь это проблема, — пробубнил я себе под нос. — Для Крамарова и Высоцкого нужно же что-нибудь придумать. Не хватало, чтобы они в Сестрорецке несли отсебятину про пьянство на съёмочной площадке. Работать так, работать. Не место красит человека, а наоборот.
Глава 8
— Внимание, у меня для всех есть одно большое объявление, — сказал я, вернувшись на дачную веранду, где уже никто не чаёвничал, мысленно настраиваясь на сытный и вкусный обед. И чтобы чем-то занять пятиминутную паузу Владимир Высоцкий затянул своё новое песенное сочинение, которое лучше все укладывалось в так называемый «блатной цикл»:
Говорят, что жена — на одного, —
Спокон веку так было, — пел приятным баритоном Высоцкий, и глаза поэта азартно горели, потому что рядом сидели и смотрели на него красавицы сёстры Вертинские, моя Нонна Новосядлова и гримёрша Лидия Сергеевна. Однако остальных дачников новая песня Владимира Семёновича явно не интересовала. Олег Видов, Лев Прыгунов и Никита Михалков о чём-то шептались и посмеивались, а Андрей Миронов поглядывал на часы и откровенно скучал. А вот Саве Крамарову песня пришлась по вкусу:
Но бывает жена — на двоих, но бывает она — на троих.
Что ж — на одного?
На одного — колыбель и могила.
— Ха-ха-ха, — захохотал Крамаров, дослушав куплет.
— Внимание объявление! — повысил я голос и дважды хлопнул в ладоши и на этот звук из комнаты выглянул раздражённый дядя Йося Шурухт, которого мне еле-еле удалось уломать, чтобы Крамаров и Высоцкий разместились в нашем теремке, а не слонялись по посёлку где-то ещё. — Завтра нас всех, словно «народовольцев» выпускают в народ.
— В каком это смысле? — возмутился Михалков, а Высоцкий, наконец-то, перестав терзать гитару, примолк.
— В прямом, — буркнул я. — Мы, как деятели культуры, с завтрашнего дня начинаем нести в массы доброе, светлое, вечное и полезное. Хватит прохлаждаться, товарищи! Всех участников фестиваля расписали по отдельным бригадам, которые разъедутся по разным уголкам Ленинградской области для творческих встреч с передовиками труда.
— И меня тоже расписали? Я тоже куда-то еду? — испуганно выглянул из углового кресла Андрей Миронов.
И лицо его было таким по-детски напуганным и смешным, что я не удержался и ляпнул первое, что сымпровизировала моя буйная фантазия:
— Вас, товарищ Миронов, внесли в отдельный список. Полетите с несколькими пересадками на вертолёте в Нарьян-Мар.
— Зачем в Нарьян-Мар? — робко пролепетал Андрей Александрович, и притихли все остальные актёры, так как в Нарьян-Мар не хотелось лететь абсолютно никому.
— Затем что у нас с ними бартер! — для убедительности я шлёпнул кулаком по столу. — Мы для них поём, пляшем и рассказываем русские народные анекдоты, а они нам с обратной оказией высылают бочку красной икры.
— Нормальный расклад, — оживился дядя Йося, уже прикидывая, за сколько эту бочку можно продать?
— А может быть, я не хочу в Нарьян-Мар? — голос Миронова невольно дал петуха.
— Что значит, не хочу⁈ — рявкнул я, решив довести розыгрыш до конца. — Вы на него посмотрите! Все хотят в Нарьян-Мар, а товарищ Миронов не желает! — я ткнул пальцем в перепуганного актёра. — Стыдно! Искусство, дорогой Андрей Александрович, требует жертв и самоотречения. Тем более самоотречение требует красная икра для деятелей искусств! Теперь, что касается залётных и перелётных Крамарова и Высоцкого, — я перевёл тяжёлый начальственный взгляд на Саву и Володю. — Вас приписали к другой спецбригаде.
— И куда посылают нас? — криво усмехнулся Высоцкий, готовый на всё. — В Воркуту? Где мчится скорый Воркута-Ленинград? — пропел он, взяв «первый блатной аккорд» на гитаре.
— Почти, — улыбнулся я. — У вас тоже бартер, но с Сестрорецком. Вы для них песни и побасенки, они для нашего кинофестиваля свежую рыбу. Я кстати, в виду особого статуса порученного задания, еду с вами?
— А мы куда⁈ — хором и вразнобой загомонили остальные жильцы дачи хирургу Углова.
— Пока ничего толком не известно, «расстрельные списки» вывесят сразу после ужина! — прокричал я,