– Я переночую в гостевой комнате, – холодно говорит он. – Утром, когда ты прекратишь истерить, мы вернёмся к этому разговору.
Поднимается, поправляет штаны и уходит, громыхнув дверью на весь этаж.
Утыкаюсь лицом в подушку и даже не плачу, отчаянно кричу, сжимая зубы и давясь слезами. Уснуть удаётся лишь на рассвете. Провал в темноту выходит внезапным. Я просыпаюсь, лишь услышав голос дочери:
– А мамочка ещё спит?
– Спит, малышка. Она плохо себя чувствует, – отвечает ей Лев, и голоса исчезают, а я снова проваливаюсь в сон.
Второй раз просыпаюсь от того, что мне очень хочется пить. Настолько сильно, что вода начала сниться. Поднимаюсь с кровати. Покачиваясь, прохожу мимо зеркала. Замираю и ужасаюсь своему виду. Глаза воспалились, из внутренних уголков по нижнему веку растеклись синяки с красными прожилками. Волосы спутались, губы бледные и сухие.
Беру расчёску и нервно деру образовавшийся колтун. Заплетаю косу, маскирую следы истерики, чтобы не пугать дочку.
Выхожу из спальни. Сначала спускаюсь на кухню. Жадно выпиваю стакан воды. Наливаю себе ещё и направляюсь в главную гостиную. Внутри пустота. Голова болит ужасно. Я пытаюсь думать о том, как же мне быть дальше, но кажется, что в виски вбивают раскалённые гвозди, и не одна мысль не может нормально сформироваться.
Ловлю нашу домработницу. Прошу принести мне две таблетки обезболивающего. Заодно спрашиваю, где Лев и Веста.
– Они по магазинам поехали, – докладывает она. – Просили вам передать, чтобы вы не беспокоились.
Дожидаюсь свои таблетки. Глотаю обе сразу и ухожу на улицу. Жадно втягиваю в лёгкие свежий воздух, надеясь заполнить им образовавшуюся в груди дыру. Возле флигеля курит дежурный охранник. Фина нет. Не знаю, зачем он мне понадобился. Наверное, чтобы сказать ему спасибо за то, что вчера пожертвовал своим вечером и выдержал мою истерику.
Головная боль плавно отступает. Мысли двигаются хаотично. Одно я понимаю точно. Как раньше уже никогда не будет.
– Мамочка, смотри, что мне папа купил! – Веста мчится ко мне, обнимая большую розовую коробку с новой куклой.
Присаживаюсь перед дочкой на корточки. Рассматриваю красотку с тёмными волосами в бальном платье и различные мелочи вроде сумочки или крошечного фена.
– Очень красиво, – нахожу в себе силы улыбнуться дочери.
– Папа сказал, эта куколка на тебя похожа, и я сразу её захотела.
– Моя ты зайка, – прижимаю малышку к себе, стараясь снова не разреветься.
– Мы и маме подарок купили. Да, Веста?
Одна слезинка всё же скатывается по щеке. Быстро смахиваю её и поднимаюсь. Муж смотрит на меня знакомым, родным и немножко влюблённым взглядом. Я всегда читала его именно так.
– Посмотри, какая красота, – он достаёт из кармана браслет, усыпанный нежнейшими розовыми бриллиантами. Камни красиво играют в лучах заходящего солнца.
В другой ситуации я бы обязательно восхитилась украшением и обняла бы любимого мужчину.
– Мы вместе с Вестой выбирали, – и дочка кивает, поддерживая отца.
Весте я отказать не могу. Протягиваю руку, подставляя запястье. Лев застёгивает браслет и прикасается губами к местечку прямо под ладонью.
– Вот и умница, – улыбается он. – Принцесса моя, – поднимает дочку на руки, – беги в дом, отнеси все подарки, переоденься и помой руки. Я сейчас поговорю с твоей мамой и сядем все вместе ужинать.
– Ладно, – она целует отца в щёку. Лев спускает дочку на дорожку, и она убегает в дом.
Муж протягивает мне руку для опоры. Отказываюсь. Он раздражённо вздыхает. Сам берёт мою ладонь в свою и ведёт к беседке, подальше ото всех. Мне неприятно его прикосновение. Как только Лев отпускает мою ладонь, незаметно вытираю её об одежду.
Сажусь на скамейку, сцепляю пальцы в замок, чтобы он больше меня не трогал.
– Девочка моя, ранимая, нежная, мне больно видеть тебя в таком состоянии.
– В этом состоянии виноват ты.
– Не совсем согласен с такой формулировкой. Твоя вина в этом тоже есть. Твои слёзы, Яра, это последствие неожиданного визита. Позвонила бы, и всё было бы хорошо. Ну да ладно. Теперь об этом говорить бессмысленно. Просто урок на будущее. Я тебя очень прошу, – он присаживается передо мной на корточки и всё же накрывает мои ладони своими, – не надо делать из случившегося трагедию вселенского масштаба. Тебе обидно, я понимаю, но ты лучшая. Я тебе больше скажу, сколько бы женщин у меня не было, ты всё равно единственная, потому что только ты, моя любимая девочка, у меня вот здесь, – стучит кулаком себя в грудь.
– Мне должно стать от этого легче? Ты признаёшься в многочисленных, регулярных изменах и считаешь, что я должна просто принять это как данность? Лев, ты серьёзно сейчас? А если я пойду и… не знаю! Пересплю с нашим охранником или соседом? Просто так. Это же ничего не значит. Я ведь всё равно люблю только тебя, – кричу ему в лицо, задыхаясь от возмущения и нового витка боли, скрутившего все мои внутренности.
– Если ты сделаешь так, я сначала пристрелю охранника, а потом вышвырну тебя голой на улицу.
– Почему? – зло смотрю ему в глаза.
– Потому что ты не понимаешь разницы, милая моя девочка. Мужику после секса с другой достаточно помыть член под краном, и он чист. У женщин, Яра, другая физиология. Вы так устроены. Вам никогда полностью не отмыться от другого мужика. Ты – моя. Там, внутри, всё тоже моё. Моя сперма, мой запах.
– Это звучит просто отвратительно, – меня начинает тошнить.
– Ну мы же сейчас говорим откровенно. Неприятно тебе? Так вот я потому и держал тебя всегда как можно дальше от этой грязи, Яра. Я создал для тебя мир, в котором ты живёшь. Я заботился о маленькой сиротке все эти годы, чтобы она выросла невероятной женщиной. Я сделал тебя, создал, если хочешь.
– Мне кажется, ты не понимаешь, как больно мне сделал. Ты же предал меня, Лев. Предал! Ты… Я верила тебе все эти годы.
– Ты и сейчас можешь мне верить, Яра. Даже не так, ты – моя жена, а значит должна мне верить. И если я говорю, что этот левый секс для меня ничего не значит, так и есть. Истинное значение для меня имеете только вы с Вестой. Разве не это самое важное, м? Чтобы я любил тебя, заботился о тебе. Я обещаю, девочка моя, ничего не изменится. Пойдём ужинать, Яр. Мы так нагулялись с нашей принцессой, я ужасно проголодался, – берёт меня за руку. Тянет на себя, вынуждая встать.
Обнимает, крепко сжимает