— Мы или они дикари?
— Они, хотя мнят себя пупами земли, особенно галльские петухи, у самих изо ртов воняет и срач на улицах. Это во Франции, в Швейцарии почище. Такие наивные, просто жуть, особенно когда думают, что ты не знаешь их языка, свиньи позорные, козлы пархатые…
— Вижу, достали тебя, успокаиваемся, Викуля, а то ты на маты того гляди перейдёшь и по заднице от меня получишь. Надеюсь, ты там никого не прибила? К нам «Интерпол» на огонёк не завалится?
— Не убила, не бойся, тебе оставила, — раздражённо бросила Вика.
— Ладно, дома расскажешь о своих похождениях, гламурная дива, вон моя машина припаркована. Шевели лапками, швейцарка, пока не отморозила.
Дома сразу с рассказами не получилось. Сразу был душ и приведение себя в порядок, потом дорогие гости в лице Екатерины Сергеевны и Матвея Панкратовича, затем раздача подарков с сувенирами, долгие разговоры: охи, ахи, всплески руками, флегматичные взгляды Джу и глаза Анюты, полные восторга и искренней радости за Вику. Ближе к полуночи брат и сестра, наконец, остались наедине.
— Блин, язык отваливается, — посетовала Вика.
— Считай сегодняшний вечер генеральной репетицией и контрольной тренировкой, — усмехнулся Владимир.
— Э-э? — изобразила неподдельное удивление Вика.
— Послезавтра тебе в школу, забыла? Каникулы закончились, мелкая.
— Бли-и-и-н! — сестра спрятала лицо в ладонях. — Девчонки с меня живой не слезут. А можно я не пойду? Я не хочу в школу!
— Нравится, не нравится, терпи моя красавица, — Владимир погладил сестру по спине. — Рассказывай, о чём ты мне хотела поведать.
— Не о чем рассказывать, — ответила Вика, постучав указательным пальцем правой руки по уху и поведя взглядом вокруг.
Намек на вероятную прослушку встретил понимающий взгляд старшего брата, который по несколько раз в сутки магическими методами проверял снимаемое жильё на незапланированные «уши» и не находил оных, но всё равно расслабляться не стоило. Вику он поставил в курс встречи «генеральши с погонами» посреди тайги. Без подробностей, естественно, но лютая фантазия сестры сама дорисовала недостающие детали, так что о делах, по-настоящему важных, они предпочитали говорить в других местах или обмениваться информацией иными способами. Как сейчас, к примеру. Бумажный конверт с парой листов рукописного текста и несколькими волосками внутри полиэтиленовой упаковки без слов перекочевал из рук в руки.
— Умаялась я за сегодня, слов нет, — завалилась на диван Вика, — на съёмках так не уставала.
— Спать вали к себе, нечего тут диван проминать, — тряхнул конвертом Владимир.
— И тебе споки-ноки, — зевая, Вика поплелась в смежную квартиру, которую с лета делила с Джу.
За каким лядом в павильон, в котором проводились очередные съёмки, чуть ли не в полном составе припёрлась прилетевшая с Ближнего Востока команда евронаблюдателей, на словах, контролировавших процесс выборов президента и мирного урегулирования гражданского конфликта одного из государств, сестра не писала, да и не знала она подробностей, по большому счёту. Видимо господа и пара дам — страшных высушенных вобл женского полу, стосковавшихся по европейским лицам и благам, решили таким образом утолить ностальгию. Ягодка в том, что оные посланники политики Запада, оказались слепы в отношении вооружённого нападения на госпиталь, в котором работала и лечила пациентов бригада российских врачей. Двойные, тройные и даже четвертные стандарты в отношении России и подданных императора давно прописались в анналах западной и европейской политики, так что ничего удивительного, что её посланники не усмотрели никаких нарушений процесса мирного урегулирования, если бы не тот факт, что двоих из них парой недель ранее лечили эти самые врачи, оказавшиеся «унтерменшами», которым оказана высшая честь — пользовать белых господ. За неделю до вылета в Швейцарию Вика вместе с братом смотрела вечерний выпуск новостей, в международном блоке которого рассказывалось о вопиющем случае нарушения достигнутых договорённостей и нападении на русских «эскулапов», половина из которых погибла, защищая от обкуренных бородачей беспомощных пациентов. С присущей им ядовитостью и должным суровым возмущением, прошлись ведущие и по европосланникам, страдающим избирательной коллективной слепотой, с показом всех «слепцов» на голубом экране.
На съёмочной площадке, когда они оставили общество фигуристых и спортивных моделей, господа показали себя не лучшим образом. В досье Виктории отсутствовала и до сих пор отсутствует строка о знании немецкого, французского и английского языков. Знает она их не в совершенстве, но говорит, читает и понимает очень неплохо (Владимир настоял на изучении и лично контролировал освоение), тем не менее продолжая изображать простушку, ни «бэ», ни «мэ» не соображающую в иной речи. Вика не стала приводить то, о чём говорили между собой «слепцы», когда им сообщили, что девушки-модели из России не разбираются во французском от слова совсем (после этого господа подбирали самые смачные эпитеты), но она с кого смогла собрала волоски с пиджаков, у носатой костлявой мадам даже вырвала парочку из длинных давно немытых патл, сделав вид, что нечаянно зацепила блёстками, нашитыми на костюм. В общем, ловкость рук и никакого мошенничества, никто ничего не заподозрил.
Прочитав текст на листках, после чего спалив оные в печи, живое тепло которой он просто обожал, несмотря на наличие централизованного отопления, Владимир минут двадцать задумчиво пристукивал почти опустевшим конвертом по колену. Хорошо и плохо иметь умницу-сестрёнку, легко и просто сложившую воедино факты потустороннего наказания некоторых представителей высшей аристократии и сделавшей из этого правильные выводы. Хорошо, что у неё хватает ума молчать и держать выводы при себе, плохо то, что Вику, в силу её информированности, не минует участь угодить в сети «Тринадцатого отдела». То, что её пока не трогают — это «пока». Тронут обязательно, тем более Владимир влез в это гиблое болото глубже некуда. Он сам и тронет несколько погодя.
Не придя в тот вечер ни к какому решению, Владимир убрал конверт в сейф, а через полтора месяца