Колываниху помурыжили три дня, потаскали на допросы, но за отсутствием состава преступления, отпустили с миром, взяв с бабки несколько строгих подписок.
Владимира дёрнули в Харбин когда всё уже было кончено. Почти конспиративная встреча с казаком состоялась в кафе на окраине города в отдельной кабинке, где Трофимыч, пряча виноватый взгляд, скупо описал сложившуюся ситуацию. Компанию сотнику составлял седой как лунь горбоносый кавказец лет пятидесяти-шестидесяти на вид с густющими бровями и ухоженной бородой, в снежной белизне которой изредка попадались рыжеватые волоски.
— Маккхал, — что-то сказав Трофимычу на резком гортанном наречии, коротко представился седовласый, продолжая сверлить Владимира холодными серо-льдистыми глазами, но тому хмурые поглядушки были что с гуся вода. Что-то решив про себя, Маккхал хмыкнул и оставил мысленное расчленение молодого пограничника, теперь в его взгляде сквозил интерес.
Перед встречей Владимир успел наведаться по адресу проживания Колыванихи и пройти мимо её дома, причём застать бабку в огороде, где она чистила лопатой заваленную снегом короткую тропку до «домика задумчивости». Бодренькая старушка с лопатой наперевес… Вышагивая вдоль забора ведьмы, Огнёв успел сделать несколько неприятных выводов…
— Владимир, — точно также опустил политесы Огнёв, сразу же перейдя к главному. — Обкакались, Трофимыч?
Седовласый кавказец было дёрнулся что-то сказать колкое или едкое в ответ, остановив порыв от одного едва уловимого жеста казака.
— Нехорошо получилось, — обтекаемо подытожил Горелый, по-прежнему одним взглядом затыкая напарника. — Колываниха тоже выкрутилась.
Владимир задумался, озвучивать свои мысли с выводами или нет, в итоге решив, что хуже не будет, ведь один он задуманное не потянет абсолютно.
— У тэбя ест что сказат? — нарушил тяжёлое молчание Маккхал, развитым внутренним чутьём поняв, что пестрожопый щегол, как он думал поначалу, отнюдь не прост и не зря старый казак чуть ли не стелется перед молодым пацаном с колючими глазами старого душегуба.
— Бабка обвела вас вокруг пальца, — обронил Владимир под синхронно вздёрнутые брови Маккхала и Трофимыча. — Она передала дар.
— Чито она сдэлала? — подался вперёд кавказец.
— Ведьма передала дар, она пуста, как барабан, — раздельно, как несмышлёнышам, начал объяснять Владимир. — А судя по тому, что старуха живее всех живых, дар приняли добровольно и осознанно.
— Вэдмы пэрэдают дар пэрэд смэртью, — проявил познания Маккхал, Трофимыч же в этот время что-то лихорадочно просчитывал в голове.
— Либо со смертью, — кивнул Владимир, — с чьей-нибудь смертью. Невинной душой, принесённой в жертву. Грязи на бабке по-прежнему столько, что за сто лет не отмыть, она смердит миазмами, но скверны и колдовской силы больше нет. Так, жалкие остатки, я это чувствую. О чём это говорит?
— О чом? — толстые ногти пятерни Маккхала подобно когтям коршуна скребанули по столешнице.
— Колываниха скинула дар. Скорее всего возле неё кто-то крутился не так давно. Может быть какая-нибудь молодая девчонка или не молодая, но доверенная? Просто так силу тоже не передашь, требуется соблюсти несколько условий, тем паче дура с улицы её тоже не примет, надо обладать какими-никами зачатками для подобного. Я так думаю, что залётные господа в основном контактировали не с ведьмой, а с её приемницей. Трофимыч, можешь тряхануть связями?
— Не надо ничем трясти, — отмерев, хрипло пророкотал казак. — Догадываюсь я, кому старуха могла передать дар. Маккхал, помнишь ряженую? — Кавказец смежил веки. — Так…
Протарабанив пальцами по столу, Трофимыч повернулся к Владимиру:
— Ты где остановился?
— Снял номер на сутки тут неподалёку.
— Ясно, будь на связи, твой телефон у меня есть, а нам надо кое-куда наведаться.
Оставив деньги на столе, Трофимыч с Маккхалом степенно, внешне неторопливо вышли из кафе и запрыгнули в припаркованный на стоянке неприметный автомобильчик.
— Дурак ты, Трофимыч, — качнул головой Владимир на столь явное недоверие к го персоне.
Нет, к словам и выводам Огнёва старый казак прислушался и принял их за аксиому, не требующую доказательств, а действовать решил самостоятельно, не привлекая лишних людей. Ох, темнит Трофимыч, как бы ему это боком не вышло.
Мобильный телефон зашёлся в трясучке входящего вызова ближе к одиннадцати вечера. На экране устройства высветился номер Трофимыча.
— Это Маккхал звоныт, — гортанно поведала трубка голосом кавказского кореша казака. — Горэлого подстрэлыли. Он в госпиталэ. Подъезжай по ызвэстному адрэсу.
Известный адрес. Владимир ненадолго задумался, какой адрес имел в виду Маккхал. Хм-м, из всех адресов Харбина лучше всего он знает только один.
Таксист высадил Владимира примерно за километр от дома ведьмы. Остальной путь он проделал пешочком и под отводам глаз, да и такси вызывал не от гостиницы, а от «левого» кафе, расположенного в пяти сотнях метров дальше по улице. Побрызгав на одежду коньяком и прикрыв лицо шарфом, Владимир создал вид несколько подзагулявшего товарища, едущего то ли домой, то ли на свиданку с дамой сердца, главное, что ничего лишнего или запоминающегося таксист о нём сообщить не сможет. Зачем такие сложности, спросят некоторые, затем, что обстоятельства сложиться могут по-разному и лишние проблемы Владимиру ни к чему.
Перед самым домом ведьмы Владимир на несколько мгновений вышел на свет и тут же растворился в тени.
— Здэся я, — раздалось из сумрака, ожидающий Огнёва горец повторил его манёвр. — Пошлы. Дом на концэ улыцы, тута ныкого нэт.
В жарко натопленной хате обнаружились искомая старуха, молодая быстроглазая девица, крашеная под жгучую брюнетку и связанный по рукам и ногам мужчина с примесью восточной крови. Старуха и молодуха тоже щеголяли кляпами во ртах с крепкими пеньковыми украшениями на руках и ногах. От девчонки на милю окрест разило скверной, свившей гнездо в центре её живота, там, где пару-тройку недель назад или чуть больше находился вытравленный плод. Владимира аж передёрнуло от отвращения и затопившей душу ненависти. От застившей глаза красной пелены его освободила стальная хватка Маккхала, успевшего перехватить руку с зажатым в ней ножом. Не останови его горец, Владимир бы без всякой жалости расправился с девчонкой.
— Ти чыто⁈ — прорычал Маккхал.