Там, где бродили львы. Последние из свободных - Гарет Паттерсон. Страница 72


О книге
в капкан старый лев Дарки, но ему удалось перегрызть браконьерскую петлю…» Из других источников я слышал, что львиное поголовье не только стабилизировалось, но и растет, и эти лживые сведения давали мне обманную надежду: я не смог распознать иронию в том, что мне сообщалось.

В 1989 году я собирался возвратиться на эту землю. Планы у меня были большие — просвещение людей в вопросах окружающей среды, попытка нового пересчета поголовья львов и учреждения более надежных мер по защите как этих львов, так и всей дикой фауны заросших кустарником земель Тули. Со смертью Джорджа моей главной целью стала подготовка троих львят к жизни в дикой природе.

Возвращение в Тули явилось для меня возвращением на родину, и вскоре по прибытии я записал такие слова — слова, запечатлевшие мои чувства по возвращении на ту землю, которой принадлежит мое сердце. Вот эти строки:

Я снова на земле,

              которую я знал.

Я снова на земле,

              где сердце я свое оставил.

Я снова здесь! Я снова здесь!

Слеза струится по моим губам.

О, чудо! Наконец мы снова вместе!

Старуха мать! Дай мне тебя обнять!

О дикий мир,

          как тягостно тебе

В ручищах жадных человека!

О дикий мир,

          с круговоротом вечным,

Текут в котором годы,

                 жизнь и смерть.

Свободными надолго ль нам оставаться вместе?

Надолго ль быть свободными —

                        тебе и мне?

С тех пор, как я

            твоим проникся духом.

Мне кажется, что меньше мир

                       вокруг тебя.

А может, я ошибаюсь — просто вырос сам?

Не важно! Хорошо, мы снова вместе!

Старуха мать! Дай мне тебя обнять!

Жизнь — это цикл.

И на твоих глазах я вырос,

            как в лесу растут деревья. И тогда

Вослед орлам на север я умчался.

Года прошли, но я не возвращался.

Но ты манил меня

             своим прохладным бризом,

Слова любви так искренно шептавшим,

И вот вернулся я.

             Своим прикосновеньем

Меня ласкаешь ты.

Я рад бы умереть здесь.

             Что ж, да будет так!

Я снова здесь! Я снова здесь!

             Слеза струится по моим губам.

Как хорошо, что снова вместе мы!

Старуха мать! Дай мне тебя обнять! [7]

И снова встреча со старцем Сэлмоном под деревом машату… Я спросил его, что он думает о моей работе — защите дикой фауны и возвращении львов в дикую природу.

Подумав немного, он сказал:

— Молодчина… Мои внуки не знают львов так, как я когда-то или как их знали наши предки. Дети знают о львах только по картинкам.

Он смолк, а затем печально кивнул головой.

— Белый человек столько погубил — что зверей, что нашу древнюю культуру, — а теперь хочет возвращать зверей назад! То-то! Раскидавши ворохами, собирать надумали крохами! — Он запнулся и пренебрежительно оставил тему.

Тут-то я понял, что он имел в виду. С исчезновением зверья, которого в его молодые годы много было на юге Африки, выродилась и сама земля, подверглась эрозии и ее аборигенная культура. Сам старец и его народ, как и земля, стали изолированы, порвались связи, и, возможно, он на склоне лет не видел будущего — так, как он мог видеть грядущее, будучи молодым человеком. Слишком уж изменилось все вокруг.

Разговаривая со старцем, я заглянул назад во время и задумался о переменах, происшедших в судьбе Тули. Из рассказа Сэлмона я понял, что, несмотря на время, на всю эрозию жизни, Тули еще, можно сказать, повезло: она выжила, в то время как земли и их дикая фауна к югу оказались утраченными.

Суть истории и судьбы Тули, мне кажется, заключена в строчках послания, адресованного в 1885 году вождем североамериканских индейцев Сиэтлом президенту Соединенных Штатов Америки:

Что ж будет с человеком,

                   коль все зверье исчезнет?

От одиночества в душе

                 погибнет он и сам.

Что б ни случилось со зверьем,

                       и с человеком будет то же.

Такая в жизни странная

                 взаимосвязь.

И если что-нибудь

              с землей случиться может —

Того не избежать

             и всем ее сынам [8].

Еще с самого начала работы по подготовке львов к жизни в родной стихии — во имя львов, во имя Тули — я решил избрать это послание девизом своей деятельности. Моей целью стали движение к большему равновесию между дикой природой и человеком и попытки как-то сгладить конфликт, столь долго существовавший на юге Африки.

Глава третья

Жизнь в «Таване»



Лагерь «Тавана» — напоминаю, это значит «Львенок» — расположился в живописной череде долин как раз на границе с зимбабвийской территорией Тули-сафари. Как и «Кампи-иа-Симба», что значит «Лагерь Львов», в Кора, «Тавана» окружена двенадцатифутовым забором — буквально с той целью, чтобы люди находились внутри, а звери снаружи. Как и «Кампи-иа-Симба» Джорджа, наш лагерь был описан кем-то из наших нечастых посетителей как «зоопарк в заповеднике», в котором человек находится за забором, а дикая природа с ее фауной — снаружи.

Жизнь среди дикой природы была в новинку для Джулии, выросшей в городской среде и прежде работавшей в конторе. Но тем не менее жившее в сердце Джулии сопереживание обитателям дикой природы быстро помогло ей адаптироваться к новым условиям, и ей, и львам не составило труда привыкнуть к новому дому.

Еще в самом начале нашего проекта люди, знавшие Джулию по Южной Африке, откуда она родом, выражали мнение, что она не приживется в дикой природе и скоро вернется домой. Такое мнение сложилось, на мой взгляд, из-за ее хрупкой фигуры и впечатления незащищенности. Ее дружная семья тоже глубоко сожалела по поводу того, что Джулия выбрала жизнь среди дикой природы. Никому и в голову не приходило, какие стремления, потребности и надежды взрастали в душе Джулии. Прошло совсем немного времени, и обнаружилось, как неправы были доброхоты — Джулия показала свою целеустремленную и находчивую натуру, качества, прежде таившиеся в ней где-то под спудом.

До того как мы привезли львят в Ботсвану, у нас с Джулией не было близких отношений; про себя я

Перейти на страницу: