В то же время 1-й батальон наступал к северу от деревни Хелм. Враг окопался в роще. В огне сильно пострадала 3-я рота. Командующий ею штабс-капитан Веденяпин получил ранение. Ведя вперёд 4-ю роту, погиб поручик Галлер. Накануне он вернулся в полк из госпиталя после ранения под Владиславовом. На исходе дня 1-й батальон выбил австрийцев с укреплённой позиции и занял рощу. Её западной опушкой овладел 4-й батальон. Во время атаки контузило командира 15-й роты капитана Кузьмина {128}. За день упорных боёв преображенцы лишь частично выполнили поставленную задачу, при этом из строя выбыло шесть офицеров и около четырёхсот пятидесяти нижних чинов. Ощутимые потери, ожесточённый характер боёв и огневая мощь австрийской артиллерии заставили графа Игнатьева отказаться от новых наступательных операций, впредь до новых распоряжений свыше. Боевые действия на участке фронта 1-й гвардейской дивизии приобрели позиционный характер.
В помощь преображенцам поступило несколько шестидюймовых гаубиц, которые изредка отвечали на плотный огонь тяжёлых австрийских орудий. Русским артиллеристам приходилось экономить боекомплект, поскольку сказывался снарядный голод — предвестник будущих поражений.
В ближайшем тылу преображенцев, на возвышенности, находилась деревня Паремба-Гурна. Она стала удобной мишенью для австрийской тяжёлой артиллерии. С применением двенадцатидюймовых орудий «бога войны» преображенцы столкнулись впервые. Нескоро они привыкли к бомбардировке снарядами, что летели над их головами с шумом проходящего поезда. На передовой от осколков и шрапнелей защищали окопы и блиндажи, а в тылу укрытия оборудовали лишь в конце ноября. Днём и ночью гремели взрывы. Барон С.А. Торнау вспоминает: «12-дм артиллерия противника стреляла редко, но поражения ее, нанесенные разрывом этих снарядов, были огромны. В один прекрасный день 12-дм снаряд разорвался в самой Порембе-Гурне вблизи костела. Я находился в халупе, когда услышал страшный взрыв. Выбежав на улицу, я увидел, что костел и вся местность вокруг него были закрыты громадным столбом земли, перемешанным с каменьями, кусками дерева и другими предметами. Со всех сторон слышался звон разбитых стекол, и многие халупы, как потом оказалось, осели и дали трещины. Когда все успокоилось, я побежал к месту взрыва, где застал нескольких офицеров, любовавшихся громадной воронкой в 14 аршин [36] диаметром и 5 аршин глубины… Несколько дней спустя после описанного случая, такой же снаряд разорвался в поле недалеко от домов, занятых моей пулеметной командой. Семнадцать человек раненых, в большинстве легко, осколками дерева и стекла, были результатами этого разрыва» (Торнау С.А. С родным полком (1914–1917). Берлин, 1923. С. 53–54). 25 ноября (8 декабря) строительством блиндажей руководил командующий 10-й роты штабс-капитан Бюцов 1-й {129}. Начался артобстрел, и осколок тяжёлого снаряда смертельно ранил его. Скончался он 6 (19) декабря в санитарном поезде, шедшем в Варшаву.
Особенно досаждали ближним тылам преображенцев ночные бомбардировки. Часто австрийцы буквально засыпали Парембу-Гурну шрапнелями и гранатами. Крыши и стены деревенских домов не всегда защищали даже от небольших осколков и шрапнельных пуль. Потери в тылу стали обычным делом. Однажды шестидюймовый снаряд угодил в дом ксендза, где располагался штаб полка. Тяжело ранило артиллерийского офицера. На волосок от смерти оказался граф Игнатьев. После этого случая штаб полка перебрался в более безопасное место, в деревню Будзынь, что лежала в низине и была менее уязвима. Бомбардировка с аэропланов в тот период войны ещё не применялась широко, и огонь тяжёлой артиллерии стал главным испытанием ближних тылов. Значительные потери заставили срочно оборудовать необходимые укрытия не только на передовой, но и в прифронтовой зоне.
На переднем крае тоже царила нервная обстановка, особенно в вечернее и ночное время. С наступлением сумерек австрийцам всюду мерещились наступающие цепи преображенцев. Любое движение на русской стороне вызывало продолжительную и беспорядочную ружейную и пулемётную стрельбу, а затем и артиллерийскую канонаду. Местность, где находились ближайшие тылы, хорошо просматривалась австрийскими наблюдателями и простреливалась артиллерией. Поэтому боеприпасы и пищу на позиции подвозили ночью. Поставка зимнего обмундирования задерживалась. От холода, дождя и снега прикрывала только шинель. Непривычно ранняя стужа и злые ветра испытывали характер. Дух преображенцев поддерживала вера в близкую победу и окончание войны. Однако время шло, а фронт гвардейского корпуса топтался на месте. С севера доходили противоречивые слухи о ходе ожесточённых боёв. Одно радовало — во второй половине ноября наступила оттепель, облегчив физические страдания лейб-гвардейцев.
На левом фланге 9-й армии активно действовали русские части генерала Радко-Димитриева. Стремясь взять Краков в кольцо, его третья армия заняла города Бохню, что в тридцати пяти километрах от него, затем овладела городом Величка, расположенном в одиннадцати километрах от крепости. Казалось, что вот-вот русские войска замкнут Краков в кольцо и сожмут его.
Базируясь на деревню Паремба-Гурна, полк простоял до конца ноября. По установленному командиром полка порядку несения службы три батальона постоянно находились на позиции, имея по две роты в передовой линии. Один батальон оставался в резерве при полковом штабе. Проведя девять дней на передовой, каждый батальон отводился в тыл на трое суток.
На этой позиции в перестрелках и от ударов вражеской артиллерии преображенцы потеряли около трёхсот пятидесяти нижних чинов. Контузило поручика Нелидова 1-го из 15-й роты и в 6-й роте подпоручика Гриневича {130}. Активно действовали отряды разведчиков. Особенно отличились 15-я и 16-я роты 20 и 22 ноября (3 и 5 декабря).
Потери убитыми, ранеными и больными увеличивались. Полк остро нуждался в пополнении. Присылаемые из Петрограда маршевые роты не восполняли потерь. Необстрелянным новобранцам надо было ещё привыкнуть к фронтовой жизни и многому научиться. Поэтому командиры особенно ждали возвращения в строй солдат и офицеров, уже побывавших в огне. 24 ноября (7 декабря) вернулся из госпиталя штабс-капитан Кутепов. Три месяца он находился на излечении. Рана, полученная в жестоком встречном бою у Владиславова 20 августа (2 сентября), едва зажила. В начале боя он получил контузию в голову разрывом снаряда, затем австрийская пуля попала в ногу и раздробила кость. Тогда же ногу ему связали, приладив с одной стороны саблю, а с другой — кусок доски. Обездвиженный, лёжа на носилках, он продолжал оставаться на позиции и подбадривал своим