— Гаси! Гаси его! — кричали ребята, бросившиеся на помощь. — Тяни за стропы!
Она и сама пробовала погасить парашют и, наконец справившись со взбесившимся куполом, вся исцарапанная, в ссадинах, поднялась с земли.
— Ну как, Лелька? — подбежал запыхавшийся Степа. — Побилась? Ну ничего… Пройдет…
Он не на шутку испугался и, увидев на щеке у Оли кровь, стал поспешно прикладывать к ссадине носовой платок. Вытерев с лица кровь и пыль, Оля улыбнулась.
— Ну и анекдот! — сказал Аркаша. — И как это у тебя все интересно получается?
— Хорош анекдот! Как я теперь… в таком виде!
Послышались частые гудки — сигналила машина: нужно было спешить, чтобы успеть ко времени, назначенному для прыжков.
— Давайте быстренько соберем парашют! — скомандовала Оля. — Помогайте, ребята.
Все вместе принялись укладывать парашют, смеясь и удивляясь тому, как это Оля умудрилась совершить прыжок с такой малой высоты.
Снова засигналила машина.
— Идем, идем! Уже готово!
Наспех уложили парашют, и Оля надела его на себя.
На аэродроме машину встретил встревоженный Мошковский, в полном облачении, с парашютом, готовый прыгать — он должен был покидать самолет первым.
— Почему задержались? Время известно?
— Да вот с Ямщиковой тут случай такой…
— Что такое?
Оля стала весело объяснять:
— Понимаете, товарищ инструктор, парашют раскрылся… В машине. Случайно… Вот смеху-то! Ну, протащил он меня немного по земле. Собрали, все нормально… Тащит меня по полю, а я никак не погашу!
Оля, рассказывая, заливалась смехом, но Мошковский был сейчас серьезен.
— Хорошо сложили?
— Да хорошо! Чего там…
— А дырок нет? Проверяли? Только — честно!
— Вроде нет…
Она произнесла это не совсем уверенно — ведь нельзя было поручиться: складывали наспех, могли и не заметить.
Мошковский внимательно посмотрел на Олю.
— Вроде? Ну вот что, Ямщикова, прыжки мы начинаем… И так опоздали… Сорвем весь праздник… Тут еще эти, планеристы, собираются… Можем не успеть… Обменяемся!
И он стал быстро снимать с себя парашют. Оля сначала не поняла, чего хочет от нее Мошковский.
— Так я готова, — сказал она.
— Вот — бери мой! Снимай свой, я с ним прыгну.
— Зачем?! — испугалась Оля. — Нет, нет, я не отдам! А вдруг там что-нибудь…
— Вот поэтому я и беру его! — решительно ответил Мошковский, снимая с нее парашют. — Быстро надевай мой!
Самолеты стояли, готовые к взлету. Моторы работали. Времени на споры не оставалось, Мошковский торопил ее, и Оля отдала ему свой парашют.
Отдала и сразу подумала: «Эх, надо было сказать, что проверила как следует!.. Он бы не забрал. А если действительно там дырки? При чем тут Мошковский — отвечать должна я сама…» Но теперь, она знала, поздно — Мошковский своего решения не изменит… Эта мысль угнетала Олю.
Оказавшийся рядом с ней Аркаша, который всегда понимал Олю без слов, успокоил ее:
— Расстроилась? С куполом все в порядке — я внимательно смотрел, когда укладывали.
Качнув недоверчиво головой, она ничего ему не ответила и попробовала заговорить с Мошковским.
— Яков Давыдович…
— Что случилось?
— Я хочу прыгать со своим парашютом! Я же проверяла!..
— Вот и прекрасно! Скоренько в самолет, не задерживай других!
— Но я…
— Без разговоров!
Прыжки прошли гладко, без происшествий, купол оказался цел. После этого случая Оля прониклась к Мошковскому еще большим уважением и поняла, что быть инструктором — это значит не только учить, но и полностью отвечать за жизнь ученика.
Любовь и небо
Окончив Центральную парашютную школу, Оля получила назначение в Воронеж, где должна была готовить парашютистов из поступающих в аэроклуб юношей и девушек. В августе ей предстояло там провести День Воздушного Флота с участием парашютистов.
Степе дали назначение в Полтаву. Как ни добивались они, чтобы их послали на работу вместе, ничего не получилось: всех инструкторов посылали в разные аэроклубы. Правда, была некоторая надежда…
— Знаешь, Леля, мне обещали, что тебя потом переведут ко мне в Полтаву! — незадолго до отъезда радостно сообщил Степа. — Сначала тебе надо наладить работу. Там больше некому. Ты постарайся… Главное — хорошо организуй праздник! А потом тебе на смену пришлют кого-нибудь, мне точно обещали!
— Ты не волнуйся, Степа. Я напишу тебе, как у меня сложатся дела. Никуда я не денусь…
Первым уехал Степа. Расставаясь с Олей, он печально смотрел на нее и, прощаясь на перроне, повторял:
— Я там устроюсь, сниму квартиру, и ты приезжай… Приедешь?
— Приеду, — обещала Оля.
— Будем вместе жить и работать. Я буду очень ждать…
— Я приеду, Степа…
Спустя два дня Оля собрала свои вещи и ахнула: четыре места! Два узла, чемодан и плетеная корзина — многовато. Набралось порядочно всего: сапоги, шинель, комбинезон, одеяло, книги, одежда…
Надев в дорогу платье в серую клеточку, она прицепила новенький значок парашютиста (порядковый номер у значка был семнадцать) и перекинула через плечо планшет. Посмотрела на себя в зеркало: прямо перед ней стояла высокая светлокосая девушка, загорелая, с ясными зелеными глазами, чуть озабоченная, но веселая.
— Вот ты, Лелька, и начинаешь самостоятельную жизнь…
Так подумала Оля, рассматривая себя, и улыбнулась: на крепких округлых щеках появились ямочки, полные губы с мягким изгибом рта слегка разошлись, ниточки-бровки взлетели выше…
На вокзал ее проводил Аркаша, который собирался на работу в Ленинград.
— А зря ты, Олюшка, отказалась от Ленинграда. С ним вместе хотела? Ну вот и добилась: ни туда, ни с ним…
— Как-то неудобно мне в Ленинград — я ведь там бегала замухрышкой-мотористкой…
— Ну и глупо! — воскликнул Аркаша. — Что ж такого: была мотористкой — стала инструктором! Сочиняешь ты… Знаешь, что я тебе скажу: поработай немного в Воронеже и переводись в Ленинград!
Оля с улыбкой смотрела на Аркашу и не отвечала.
— Эх, ты… — махнул он безнадежно рукой. — Ладно, поезжай к нему, в Полтаву…
Он долго стоял на перроне, глядя вслед уехавшему поезду.
Когда поезд, замедляя ход, стал подходить к вокзалу и Олиным глазам открылся город Воронеж, она засуетилась — все вещи сразу не вынести. Попросить некого: пассажиры, поглощенные сборами, перекладывали, громоздили один на другой тюки, чемоданы, корзины. Все были перегружены, толпились, пробираясь к выходу. Подождав, пока основная масса протиснется вперед, Оля, захватив два узла, вышла на перрон и, осмотревшись, увидела столб неподалеку от вагона. Здесь, у столба, она и оставила узлы. Вернувшись в купе за чемоданом и корзиной, стала искать глазами вещи. Но купе было пусто — ни людей, ни чемодана, ни корзины. Тогда она поспешно выскочила из вагона — у столба тоже было пусто…
Постояла, растерянно провожая взглядом пассажиров, проходивших мимо. Люди суматошно толпились, спешили,