Значит, вот оно как. Любопытно. Этот мужик не испытывает ненависти или каких-то других негативных эмоций ко мне лично. Нет. Отвращение. Раздражение. Злость. Все они всколыхнулись внутри него лишь в тот момент, когда он упомянул Лазарева.
Надо будет это уточнить.
— Не любите мою фирму?
— Не люблю тратить время попусту, молодой человек. Так что будьте добры, подпишите соглашение, после чего я смогу закрыть это, вне всякого сомнения, раздражающее дело.
Хмыкнув себе под нос, я взял лежащий на столе лист бумаги и пробежался по нему глазами.
— Десять процентов? — уточнил я.
— Да, — кивнул юрист. — Замечу, что мой клиент согласился на это исключительно исходя из собственной благородности и уважения к супругам Юдиным. В память о старой дружбе, так сказать. Он готов выплатить вашим клиентам десять процентов от суммы, потерянной ими из-за их неразумных инвестиций. Замечу, что он выплатит эту сумму из собственных средств…
— Неразумных инвестиций? — Меня в этот момент едва на хохот не пробрало. — Просто для уточнения. Вы про те самые инвестиции, на которые ваш клиент сам подписал моих?
— Разве у Сергея и Марии Юдиных нет собственной головы на плечах? — хмыкнул юрист. — Разве они сами не дали своё согласие на использование средств своего фонда для этих целей? Молодой человек, давайте не будем заниматься переливанием из пустого в порожнее. Здесь не место для глупой софистики. Ваши клиенты сами одобрили эти сделки. Их претензия не более чем…
Он поджал губы и помахал пальцами, словно подыскивая подходящее выражение. Фарс, да и только.
— Guérir un malade après son décès, — выдал он после своей театральной паузы с видом истинного гурмана. Разве что только губами не причмокнул.
— Пытаются, значит, лечить человека после его смерти, — перевёл я.
— О. — Кажется, в этот момент глаза сидящего передо мной толстяка загорелись азартом. — Неужто знаете французский?
— Немного, — не стал я хвастаться, но хватило и этого.
— Похвально, молодой человек, похвально! Нынешняя молодёжь совсем не ценит красоту других языков. Я обожаю Францию. Вина. Женщины. Но в особенности их язык! О да. Французский язык просто прекрасен…
— Красивый, да, — равнодушно пожал я плечами. — Но я как-то больше по их ругательствам. Всё равно что подтирать задницу мягким шелком.
Адвокат Арсеньева уставился на меня… а затем расхохотался. Ему даже пришлось очки снять, чтобы промокнуть выступившую на глазах слезинку.
Сам же Арсеньев наблюдал за происходящим с видом полного непонимания происходящего.
— А вы нахальны, молодой человек, — пригрозил мне он пальцем. — Но нахальство вам тут не поможет.
— Поможет ли оно вашему клиенту, когда мы подадим прошение в налоговую о проверке? — задал я ему вопрос. — Уверен, она найдёт немало интересного…
В ответ он снисходительно посмотрел на меня.
— Не найдёт. И давайте обойдёмся без подобного рода дешёвых угроз, молодой человек. Подобные проверки инициируются только при наличии веских оснований. Такие угрозы, да ещё и без фактов, — это глупое давление, а не инструмент закона. Можете ли вы предоставить конкретные, фактические доказательства нарушений моим клиентом? Нет, не можете. Всё, что у вас есть, это голословные заявления о его косвенной причастности к неразумным финансовым вложениям ваших клиентов и ничего более.
И, прежде чем я успел сказать хоть слово, он тут же добавил:
— А если вы продолжите в своей неразумной упорности настаивать на подобных мерах, то мы подадим встречный иск о защите деловой репутации.
— Было бы что защищать, — хмыкнул я, но юрист Арсеньева лишь пожал плечами.
— А это не вам решать, — отрезал он. — Уверен, что репутация моей фирмы будет говорить сама за себя. Попробуете давить на моего клиента, и мы завалим вас таким количеством встречных исков, что они похоронят Юдиных в судебных издержках.
Он ещё раз указал на лежащий передо мной документ.
— Так что давайте не будем продолжать заниматься глупостями, хорошо? Просто подпишите это соглашение. Или передайте его Юдиным, если не можете подписать сами. Это лучшее предложение, на которое они могут рассчитывать в данных условиях. И другого они не получат.
— То есть договориться не выйдет? — на всякий случай уточнил я.
— Договориться?
У Арсеньева вытянулось лицо.
— Договориться? — повторил он. — О чём тут…
— Я сам разберусь, Дмитрий, — тут же осадил своего клиента адвокат и вновь посмотрел на меня. — Как я уже сказал, молодой человек, вариантов у вас немного. Уж не знаю, зачем вы сюда пришли. Шантажировать вашими глупыми заявлениями о налоговой или же рассчитывать на то…
— Если честно, то я рассчитываю на то, что мы решим это дело в досудебном порядке, — подсказал ему, чем вызвал улыбку на его лице.
— Мировое соглашение. Вот и славно. Его я вам и предлагаю…
— Нет, — перебил я его. — Вы предлагаете жалкую подачку. Причём подачку из тех денег, которые украл ваш клиент…
— Осторожнее, молодой человек, — сразу же вскинулся он. — Не вам принимать решение о виновности или невиновности моего клиента. Поэтому я рекомендую вам согласиться на то, что есть.
— Пожалуй, откажусь, — выждав небольшую паузу, произнёс я и достал из собственного портфеля тонкую прозрачную папку с одиноким листом бумаги.
— И что же это? — не без интереса в голосе спросил юрист Арсеньева.
— Контрпредложение, — пояснил я.
Быстро взглянув на листок, юрист поднял на меня скрытые за стёклами очков глаза.
— Заявление о прекращении дела? Это что? Какая-то шутка?
Стоило Арсеньеву это услышать, как он тут же оказался рядом со столом и принялся через плечо адвоката читать документ.
— Нет. — Я указал на листок. — Как видите, никаких подписей там нет. Пока нет. Раз уж ваш клиент такой честный и ничего не крал, то я предлагаю следующую сделку. Если в течение следующих суток, начиная с этого момента, пропавшие деньги вернутся… ну я не знаю, каким-нибудь магическим образом, например, на счета фонда моих клиентов, то это заявление будет подписано. И не будет никаких последствий. У вас на это будет двадцать четыре часа.
Казалось бы, этому мужику возмутиться, но нет. Вместо этого в его глазах загорелось желание схватки. По лицу вижу, что ему уже не терпится проверить моё заявление на прочность.
— Не сочтите за излишнее любопытство, — с весельем в голосе проговорил он, положив лист на стол. — Но я не могу не спросить. Что же будет, если мы откажемся?
В ответ я лишь пожал плечами.
— Ну, у вас будет двадцать четыре часа.
Разумеется, они отказались.
Ладно уж, кто в здравом уме согласился бы на такое предложение? Конечно же, никто. Особенно если учесть, что Арсеньев очень и очень хорошо спрятал украденные деньги. Пинкертонов носом рыл землю,