— Дочитывать просьбу? — спросил у гадалки, всё ещё не открывая глаз.
— Можно и не дочитывать, но, сам понимаешь, дисциплина. Через неё, голубушку, сама здесь кукую.
— Стань передо мной, глаза мне открой. Я посредник двенадцатый мирный. Стою в мире твоём и жду тебя смирно, — отчеканил я каждое слово, еле сдержавшись от переименования себя в тринадцатые посредники.
— Отворяю глаза твои! Открываю тайны свои! — торжественно произнесла девчушка чужим взрослым голосом.
— Теперь на тебя смотреть можно?
— Смотри, — разрешила кудесница.
Я открыл глаза и обернулся на голос собеседницы. Она была почти такой же, как и в первую нашу встречу пару лет тому назад.
— Ты в том же платьице? А то меня мировая мамка наряжала разок… Не в твоё? — сморозил я глупость вместо приветствия.
— Здравствуй, Александр из Скефия, — поздоровалась девчушка.
— Здравствуй, девочка. Старушкой тебя назвать, язык не поворачивается, — потупился я в ответ.
— Намекнул, что имя моё узнать собрался? — рассмеялась девчушка звонким голоском, а огромные глаза так и остались грустными.
— Сама меня по имени назвала. Даже Скефия припомнила.
— Зови меня Стихией. Но сразу скажу, что это не настоящее имя. Это всё равно что тебя шкодой назвать или шалопаем.
— Здравствуй, стихийная девочка, — поздоровался я и отвесил земной поклон.
Девчушка расхохоталась пуще прежнего, а вместе с её смехом послышался ещё один, более взрослый, но тоже женский смех.
— Уморил, Головастик. С чем пожаловал?
— С верёвками невидимыми разобраться, с тобой повстречаться, всему научиться и потренироваться.
— А кто там на тебя смотрит? — спросила она и кивнула в сторону лаза в пещеру.
— Почему на меня? Может, на тебя? Вообще-то, это Александр из Татисия. Вместо рыбалки здесь страдает и мучается.
— Меня он не увидит, пока не произнесёт заветных слов. Так же, как и ты пока не видишь дерево с верёвочной лесенкой.
«Нарекаю девчушку совсем не старушку Стихийкой», — торжественно произнёс я в уме и обрадовался удачной придумке.
— Называй, как хочешь, — отмахнулась девчушка, услышав мои мысли.
— А откликаться будешь? — поймал её на слове, нисколько не удивившись, что так запросто забралась в мою голову.
— «Стихия» звучит поэтичнее, конечно. Но так как ты мал и бестолков, ладно, разрешаю дразниться. Пошли водой особой тебя умою, чтобы дерево увидел и верёвки на нём. А то не будет нас… Не будет меня дома, так тебе по ним залезать придётся, — сказала девчушка и поднялась со скамейки.
— От этой воды ничего плохого не начну видеть? — заколебался я, вспомнив о грядущем тринадцатилетии.
— Не бойся. Третий глаз не откроется. А вот кое-что видеть начнёшь, это правда.
— Кое-что, кое-что. Я скоро насмотрюсь на свою голову. Буду по улицам, как малахольный, бегать от комариков на воздушных шариках, — плёлся я за девчушкой недовольный предстоявшим умыванием, как Буратино за Мальвиной, и без умолку бормотал. — Всё одно, что думай, что кричи – услышит. Потом что-нибудь похуже умывания устроит.
Мы подошли к избушке и поднялись на крыльцо. Всё вокруг было деревянное, но аккуратное и очень ровное. Не увидев следов гвоздей и прочих щербинок или трещин, я подумал, что всё изначально было сделано из какого-нибудь жидкого дерева, которое впоследствии вот так ровно и гладко застыло.
— Жди здесь, фантазёр. Ну надо же, жидкое дерево, — усмехнулась Стихия и вошла в избушку на высоченном фундаменте, который я разглядел, но так и не сообразил, почему он был намного меньше основания избушки.
— Яйца высиживает, — решил озвучивать все мысли подряд, всё одно, они для девчушки были слышны, как если бы каждый раз их громко кричал.
— А вот и я, — сказала Стихия, когда принесла деревянный ковшик с водой.
— Пить или умываться? — уточнил я на всякий случай.
— Как пожелаешь.
Я напился сколько того потребовала душа, а остатками воды умылся.
— И много у вашей мамки таких стихий? — завёл взрослый разговор.
— Стихий в мире много. И все они разные. Стихия огня, стихия воды. Только я другая стихия. Я, как стихия природы. Но не родная этим мирам, а удочерённая Кармалией, — неохотно призналась девчушка.
— Ты же, вроде, помощница её? Метки расставляешь.
— Это чтобы осознала: во вселенной всё не просто так. Каждая жизнь важна. А воробей это или жук, человек или собака… Ой! Совсем забыла. Давай ковшик. Сейчас за подарком сбегаю, — сказала природоначальница и удалилась в избушку.
«Только подарков мне не хватает. Что ещё эта падчерица удумала?»
Дверь избушки распахнулась и на крыльце появилась девчушка с крохотным щенком на руках.
— Вот мой подарок. Сама Кармалию просила, чтобы и у тебя такой же был, как у всех.
…Ой! Извини. Твоя Кукла ещё не… Она сегодня ночью… Уйдёт… Сам увидишь. Я ещё и для этого воду просила… Чтобы ты всё… — о чём-то хотела сказать Стихия, но нужных слов не находила.
— Кукла сегодня умрёт? А на кой мне этот барбос-молокосос? Вместо неё на цепь и дом охранять? — расстроился я до слёз, хотя знал, что это вот-вот случится с заболевшей Куклой.
— Я же для тебя. Во всех мирах, кроме Скефия, есть такие, а в твоём… — снова запнулась Стихия.
— Что в моём?
— У всех Александров появятся такие кобельки, а если миры полностью сравняются, тогда они все издохнут. А вы потом жалеть будете… Ты хоть знаешь, как вы все… Что-нибудь в кармане есть? Фокус хочу показать, — предложила кудесница-ровесница, когда окончательно запуталась в объяснениях и пророчествах.
— Со сметаной? — спросил я сердито и начал шарить в карманах.
Кроме пятака и десятикопеечной монетки, ничего не нашлось, да и те я таскал с собой на всякий автобусный случай.
— Давай пятак, — скомандовала Стихия. — Подержи… Сам потом его назовёшь.
Я протянул монету девчушке и нехотя взял у неё щенка с мутными слезившимися глазками.
— Смотри на руки, — скомандовала Стихия и начала представление. — Миры делают такое же, но в крупном масштабе. Следи за руками.
Она крепко зажала пятак в кулачке. После этого второй