В этой главе мы рассмотрим серию взаимосвязанных революций. Революционная спираль началась с межимперского конфликта: Семилетней войны 1756-63 годов, которую некоторые считают первой мировой войной. Война велась в Северной и Южной Америке, Индии, на море и в Европе: Ганновер и Великобритания вступили в союз с Пруссией и Австрией, Россия (первоначально), Швеция, Саксония, Португалия и Испания - с Францией. Затраты на войну вынудили победителя, Великобританию, ужесточить контроль и извлекать больше ресурсов из своих заморских компонентов, что привело к росту гнева и мобилизации элиты в тринадцати колониях Северной Америки, а также к ужесточению территориального контроля в Индии. Потеря колоний и военные долги подтолкнули Францию к закручиванию гаек внутри страны и усилили ее зависимость от самой прибыльной из оставшихся колоний, Сен-Доминга; оба эти фактора стали значительными шагами на пути к революционной ситуации. Испания, как и Британия, увидела необходимость в "реформах", чтобы упорядочить и углубить свой контроль над американскими колониями, и она тоже расстроила свои отношения с имперскими посредниками, от которых зависела. Революционная динамика во Франции завершилась еще одной активной формой строительства империи - Наполеоном, чье завоевание Испании ускорило борьбу между элитами, расположенными в Европе и Испанской Америке, что, в свою очередь, способствовало другим революционным мобилизациям. Если бы дипломаты в 1756 году были более осторожны, ввязываясь в межимперскую войну, революции в Британской, Французской и Испанской империях вполне могли бы не состояться, по крайней мере, не в то время и не в той форме, в которой они произошли.
Во Франции революция привела к гибели монарха, но не империи. Вопрос о том, будут ли права человека и гражданина распространяться на разные категории людей в империи, стал неизбежным. В Британской Северной Америке революция вывела тринадцать колоний из-под власти монархии и Британской империи, но не лишила империю возможности определять политику. Американские патриоты провозгласили "Империю свободы", хотя они не имели в виду, что все люди в империи будут пользоваться ее свободой (глава 9). Если "национальное" видение государства было скорее следствием, чем причиной революций в Испанской Америке, такие идеи не помешали некоторым амбициозным лидерам провозгласить свои собственные империи и не стерли острого напряжения по поводу иерархии и культурных различий, порожденных имперским прошлым. Бразилия вышла из состава Португальской империи и провозгласила себя самостоятельной империей под властью той же королевской семьи, что правила в Лиссабоне.
Именно процесс, а не заданный результат, сделал эпоху революционной. На первый план вышли новые идеи, новые возможности и новая борьба, а империи по-прежнему сталкивались со старыми проблемами - действовать по отношению к другим империям и набирать элиту для выполнения повседневной работы по управлению на своих разнообразных пространствах. Отказавшись от нациецентричного взгляда на историю и предположения, что история неумолимо движется к соответствию одного "народа" одному государству, мы можем сосредоточиться на давних спорах о том, что на самом деле означают демократия, гражданство и национальность и когда, где и к кому эти понятия применяются - внутри империй, в межимперском соперничестве, в мобилизациях против империй.
Нам нужно рассмотреть другие формы революции, не только те, что празднуются в День независимости или День взятия Бастилии, не целенаправленные творения их создателей: промышленную и сельскохозяйственную революции XVIII и XIX веков, взрывное развитие капитализма. По мнению некоторых политических мыслителей и активистов, империализм вырос из капитализма, но, как мы видели, империя как политическая форма не была новой в капиталистическую эпоху. Вопросы о том, как империя сформировала капитализм и как капитализм сформировал империю, побуждают еще раз взглянуть на взаимодействие экономических и политических процессов. Наша история до XVIII века показывает, что европейские государства как расширяли, так и пытались ограничить дальние связи; извлекали выгоду из производственных и торговых инициатив других народов, особенно в Азии; работали вокруг империй, в частности Османской и Китайской, которые были слишком мощными, чтобы они могли нападать напрямую; и не смогли проникнуть вглубь большей части Африки и Юго-Восточной Азии. Спровоцировало ли развитие капитализма в Европе, особенно в Великобритании, и порожденные им богатство и технологические усовершенствования разрыв отношений между Европой и остальным миром, включая Китайскую, Российскую и Османскую империи? Привела ли эта экономическая трансформация в новое русло историю межимперского влияния и конкуренции?
Карта 8.1
Империя и независимость в Америке, 1783-1839 гг.
Капитализм нельзя понимать просто как рыночный обмен или даже как систему производства, основанную на наемном труде. Капитализм - это еще и плод воображения. Подобно тому, как сложная и полная конфликтов история лежит под поверхностью представлений о "нации" как естественной единице политики, капиталистическое развитие было одновременно историческим процессом, породившим новые рынки товаров и труда, и идеологическим процессом, заставившим эти рынки казаться "естественными". По мере того как империи сталкивались и конкурировали в XVIII и XIX веках, остро встали вопросы о том, какие формы политического и эко номического поведения являются нормальными и легитимными. В главе 10 мы утверждаем, что превращение наемного труда в норму британского общества зависело от того, насколько он отличался от других форм труда - в частности, от рабства, - и что этот процесс отличения одного вида труда от другого происходил в пространстве Британской империи.
В этой главе мы утверждаем, что концепция французского "гражданина", обладающего правами и обязанностями по отношению к государству, была разработана в пространстве французской империи. Политические идеи, которые приобрели столь очевидную силу в американской и французской революциях, стали инструментами для разных сторон в длительной борьбе за то, кто и в каком месте имеет какие-либо права. Эпоха революции не дала окончательного ответа на эти вопросы. На следующих страницах мы рассмотрим неоднозначное, но постоянное место империи в революциях конца XVIII - начала XIX веков и политические движения, которые определяли себя как в рамках имперских режимов, так и против них.
Франко-гаитянская революция
Почти вся огромная научная литература, посвященная Французской революции, настолько сосредоточена на национальной Франции, что революция в колониях практически не упоминается. Между тем, когда в 1789 году началась революция, Сен-Доминго - производитель половины сахара и кофе в западном мире - имел огромное значение для французской экономики и ее элиты. Революция быстро превратилась в вопрос империи.
Нация и революция в имперской Европе
Сегодня ученые рассматривают Французскую революцию не как дело рук некоего коллективного