Пронин с улыбкой выслушал эту речь:
– А развязать меня не желаете?
Верижников покачал головой:
– Никак нельзя. Слишком уж вы бойкий человек. Знаем мы вас. Но мы ослабим узлы – вы сможете отдохнуть и спокойно принять пищу.
– И дорого вы за меня просите?
– Это не должно вас интересовать. Поверьте, и у шаха, и у ваших такие средства имеются.
Верижников улыбнулся в чёрные усы:
– А, кстати, вы понимаете, куда вы попали?
– К исмаилитам, которые ненавидят нынешнего шаха. Да и к старому не питали особого уважения. Здесь несколько таких небольших лагерей… А поддерживают вас американцы. Хотя, может быть, вы об этом и не знаете…
– Так точно. И американцы действительно нас уважают. Видят в нас настоящим героев будущего. А вот вы, советские, зря недооцениваете исмаилитов.
Пронин попытался вытянуть ноги, но принять более-менее удобную позу оказалось делом невозможным. И все-таки он спросил у Верижникова спокойным, ледяным тоном:
– Вы русский?
Он криво улыбнулся, не разжимая рта:
– Плод любви бывшего донского казака и иранки. Начинал служить в шахской охране, в отряде юных – что-то вроде нашего пажеского корпуса.
– Вас оттуда выжили?
– Меня ненавидел Курпатов. А вы, наверное, успели заметить, какой он интриган. Исмаилиты мне неплохо платят, хотя денег им не хватает остро!
– Надеетесь поживиться за мой счёт? Ну-ну.
Верижников, как и обещал, немного ослабил верёвки на ногах и руках Пронина. Теперь наконец-то можно было глубоко вздохнуть и откашляться.
Потом сын казака сходил в соседнюю комнату и вернулся с жестяной кружкой.
– Попейте.
– Не отравите?
– Какой смысл? Мы вас беречь будем. По крайней мере до поры до времени.
Пронин утолил жажду. Вода была кисловатая, тухлая какая-то.
– И вы имеете выход к шаху и в советское посольство?
Верижников пожал плечами:
– Не то чтобы выход. Но о похищении они, наверное, уже знают. И о наших условиях.
Электричества в лачуге, конечно, не было. На возвышении тлела свечка. По расчетам Пронина это лежбище располагалось километрах в двадцати от Тегерана. Полиция, скорее всего, о них не знает. Вряд ли они в сговоре с чиновниками… На что надеяться? Неужели на выкуп? Шах, наверное, будет щедр к нему. А наши… Наши просто могли бы превратить этот лагерь религиозных фанатиков в кучку золы, но для этого их нужно найти.
В это время один мальчишка-оборванец передал конверт охраннику шахского дворца. Подмигнул ему – и быстро убежал. Второй такой же иранский пострел передал конверт сержанту Красной армии, стоявшему на страже советского посольства.
И до шаха, и до советского посла известие о похищении Пронина дошло быстро. Но еще быстрее насторожился Альварес. Уж он сразу понял, что с Иваном произошло нечто ужасное – или, как любил говорить сам Пронин, «нештатное». Он знал маршруты прогулок своего друга – и на рассвете пробежался до мечети.
Там служители Аллаха в чёрных одеяниях колдовали вокруг трупа, всё ещё лежавшего на дороге.
– Его убили сегодня ночью, – объяснил Альваресу один из них.
– А больше трупов не было?
– Нет, но мы слышали перестрелку. А потом – цокот копыт и скрип повозки.
Альварес сразу всё понял. Понял он и другое: помочь в такой ситуации мог только Эдеб Баязиди. Он, как и предполагал Пронин, ещё на несколько дней застрял в Тегеране – ждал какой-то важной встречи. Альварес был убеждён, что сейчас ему необходима не сонная иранская полиция, а именно курды с их боевитостью и уважением к Пронину.
Альварес нашёл своего курдского приятеля за 40 минут. Эдеб толи завтракал, толи обедал, солидно восседая за столом, уставленным яствами.
– Пронина похитили! Была перестрелка.
Курд тут же отбросил оловянную ложку:
– Кто? Где это случилось?
– Ночью он прогуливался, километров в двух от нашего дома есть старая мечеть. Возле неё была перестрелка, остался один труп.
– Бьюсь об заклад, это исмаилиты. Будут требовать выкуп. Я знаю пару их лагерей. Клянусь, мы отобьём товарища Ивана! Эх, жаль, в Тегеране у меня мало людей…
– Я с вами! – боевито сказал Альварес.
– Не сомневаюсь, брат, в этом-то я не сомневаюсь.
Через полчаса во дворике уже о чем-то громко говорили по-курдски человек шесть самого воинственного вида. Выглядели они, как шайка анархистов, но Баязиди слушались с полуслова. Вместе с Эдебом и Альваресом их было восемь…
На двух автомобилях они помчались к той самой мечети. Баязиди косолапо вылез из машины, кого-то позвал. Альварес приметил, что труп с дороги уже убрали и даже кровавых следов на стенах пристанища Аллаха не осталось.
Эдеб о чем-то поговорил с молодым имамом и быстро вернулся в автомобиль.
– Я кажется, знаю, человека, которого ночью пристрелил Пронин, – весело сказал Эдеб. – Это известный боевик, в прошлом – борец, известный чемпион. Один из самых глупых и сильных людей среди исмаилитов. Зато теперь всё понятно. Я знаю банду, в которой он орудовал в последние месяцы. У нас там был лазутчик. Его убили месяц назад. У тебя что, пистолет?
– Токарев, как и у Пронина, – ответил Альварес.
– Неплохо. Думаю, товарищ Иван хорошо их потрепал вчера ночью, а мы сейчас добьём. Они сидят недалеко. Минут через пятнадцать остановимся – и окружим этот муравейник. Я такие дела проворачивал сто раз. Тут главное – действовать быстро и неожиданно. Всех перебьем! – Эдеб азартно сжал кулаки.
Верижников как раз принёс Пронину похлёбку, когда в их комнату влетел долговязый исмаилит, весь увешанный оружием.
Он что-то прохрипел казаку на ухо – весьма темпераментно.
Верижников кивнул – и бодро объявил Пронину:
– Ну вот, а вы волновались. Все в порядке. Шах уже выступил с заявлением, что мы будем бороться за жизнь товарища Пронина. Советское посольство готовит ноту. Ничего. Без выкупа они всё равно не обойдутся. А денежки у них имеются.
– Да, вы крупно на мне заработаете. Только не перессорьтесь, когда станете делить наживу.
– У нас строгая дисциплина.
Тем временем Альварес, Эдеб и еще один курд с «Дегтяревым» наперевес подкрадывались по перелеску. «Здесь у них должна быть стража! Главная-то избушка в километре отсюда, – прошипел Баязиди. – Другие мои ребята пошли в обход. Тактика продуманная, не бойся. Стоп! Затихли!» Эдеб разглядел в деревьях какой-то знак и на пальцах что-то показал своему автоматчику. Тот резко пополз в сторону и исчез в зарослях. Вскоре Альварес услышал тихий крик. А через минуту появился и автоматчик.
– Вот и всё. Часовому капут. Будем продвигаться к их штабу, а ребята с флангов поддержат.
Пронин о чем-то мирно беседовал с Верижниковым, прихлебывая тухловатую воду из видавшей виды жестяной кружки, когда огромный курд из команды Эдеба головой исмаилита выбил дверь в лачугу. Верижников не успел вытащить пистолет, как курд молниеносным выстрелом снёс ему полголовы. Тут же в лачугу вбежал Эдеб, на всякий случай бросил гранату в соседнюю комнату, где хоронился старейшины общины. Оттуда раздались душераздирающие стоны – видимо, старейшина был там не один. Эдеб освободил Пронина, перерезал верёвки, дал ему револьвер.
– Сколько их тут?
– А сколько вы уже убрали?
– Восьмерых – точно. Еще в той комнате были, – он покосился на дверь, из которой валил дым.
– Значит, еще человек 15–20 остаётся.
– У них две штаб-квартиры. Сейчас Альварес с моими ребятами атакует второй дом.
В лачугу попытался войти ординарец Верижникова, но высокий курд, стоявший у двери, привычным коротким движением перерезал ему горло.
– Прикрывай нас! – крикнул ему Эдеб. Высокий курд дал несколько очередей из «Дегтярева», а Пронин с Эдебом побежали по направлению к перелеску.
За ними в погоню бросились трое.
Одного Пронин снял со второго выстрела, остановившись у колодца. Второго остановил автоматной очередью высокий курд. Третий ранил Эдеба в ногу… Баязиди ответил метким выстрелом под сердце – метров с пятнадцати.
– Не будешь так приближаться!
– Подожди! – Пронин разглядел знакомое лицо. – У него мой пистолет…
Они подбежали к умирающему врагу.
Пронин вырвал «Токарева» из его руки:
– Никогда больше не бери чужого.
Только сейчас исмаилиты опомнились – и попытались организовать активную оборону. С двух пригорков заголосили пулемёты. Одного из команды Альвареса забросали тремя гранатами.
И все-таки в перелеске