Но теперь… теперь всё изменилось.
Листочки жевать больше не получалось, потому что сами листочки стали против. Визжали и отбивались всей своей зеленью. Зато пчёлы, которых Ядвига принимала за полосатых мух, вдруг признали в ней свою повелительницу. И, по сути, спасли от голодной смерти.
С другой стороны, почему так? На пчелиную матку она точно была не похожа: ни крылышек, ни полосочек. Но рабочие пчёлы всё равно поставляли ей питание. И даже немного переусердствовали, так как начали кормить и маточным молоком. А ещё в её зубах периодически был воск, и она жевала его как жвачку. Конечно в то редкое время, пока не жевала прополис или не сплёвывала пергу и забрус. Всё это, оказывается, тоже производили пчёлы. Единственный продукт, который ей не доставался от них, это пчелиный яд. Потому что жалить они её не собирались, даже когда отмахивалась. Хотя бы потому, что это последнее, что они могли сделать.
— Ох, слипнется у тебя чего-нибудь от сладкого, — только и вздыхала баба Лиза, глядя, как внучка у открытого окна поглощает мёд с доставкой от производителя.
Сама старушка уплетала овощи и фрукты будь здоров, словно и не слышала их воплей о пощаде. Наоборот, даже рада была, что теперь еда сама в дом ползёт с соседских огородов, а ягодка выкобенивается, театрально стоя на коленках и моля о пощаде. И ни полоть, ни поливать всю эту красоту не надо. И даже денег платить не требовалось за уход и доставку.
Красота!
Главное, чтоб Ядвига не видела. А то отнимет и на свободу выпустит. Но баба Лиза к увлечениям внучки относилась снисходительно. Дело-то молодое, кто по-молодости глупостей не творил? Подумаешь, с овощами да ягодами разговаривает. У некоторых внуки и вовсе в рэперы подаются. А у бабы Лизы внучка ещё ничего.
— Не шлипнеша, — прошамкала с полным ртом Ядвига.
Пока у неё только зубы слипались, а до всего остального просто очередь не дошла. Но перспективы её не пугали. Это же природный сахар, натурпродукт! А всё натуральное полезно. Даже если больше ведра. Это ж всякому эко-активисту известно. Вот пластик — вреден, потому его не едят совсем. Хотя, если бы не пчёлы, Ядвига бы и пластик начала есть. Всяко лучше, чем пустой желудок.
Раскрыв рот пошире, Черепушкина высунулась в окошко, но в этот раз пчёлы принесли совсем не мёд.
Рой зачем-то притащил какой-то непонятный серенький мешочек. Определённо несъедобный. Полупрозрачный, лёгкий, но крепкий. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это паутина, в которой рядочками сидели маленькие зелёные горошинки. Их Ядвига есть, конечно, не стало. Маленькие, говорящие, почти разумные. Жалко ведь.
Влетев в кухню, пчелиный рой рванул в разные стороны и паутинку всё-таки разорвал. Горошины высыпались на пол, разбежались по всей кухне, но быстро собрались в строй — в маленькую зелёную вереницу, которую с высоты человеческого роста можно было принять за бусики.
— Э, а мёд где? — разочарованно пробормотала Ядвига. — Я, между прочим, несколько дней голодала! Мне надо упущенное навёрстывать. Я ещё слишком мало наверстала!
— Угу, — усмехнулась бабушка Лизавета. — А то, не дайте черти, похудеешь ещё. Ты это правильно. Чем шире бёдра, тем мягче сидеть. И зимой теплее будет. Медведь, вон, тоже в зиму наедается. Ешь, Ядвигушка, ешь, а то понапридумывали диет всяких, а потом сами не поймут, с чего помирают. Может, булочку?
Черепушкина грустно посмотрела на выпечку, и перед глазами встал образ несчастной пшеницы, сложившей свои колосья ради булки в знак-жест «найн», почему-то на немецком.
Какие уж тут булочки?
— Не могу, — вздохнула она. — Я пшеничкам обещала нейтралитет. Они ж живые, нельзя с ними там. И вообще, там глютен. А сейчас в моде аллергия на него. У меня, правда, нет. Но я не должна выбиваться из трендов… тредов. Как их там теперь называют, когда модная и в теме?
— Дредов? — переспросила бабушка и подумала, что как же хорошо, что она никому обещаний не давала. — Да зачем тебе дреды? Нормальная у тебя причёска! Или ты про дедов? Да куда тебе деда ещё? Парня сначала заведи! А потом и делай из него деда.
— Ваше высоченное величество! — разрывались на полу горошки и даже не боялись быть случайно растоптанными. — Вы нас, вообще, слышите? Эй, мы тут! С ужасной новостью! Повелительница-разбудительница, то есть пробудительница-высотница! Мы тут! Эй-эй! Обрати на нас внимание!
Черепушкина голос услышала, покрутила головой по сторонам, и только потом поняла, что говорят с ней откуда-то снизу. Она опустила взгляд к полу и только теперь вспомнила про десантировавшийся в кухне горошек.
— Плохие известия с фронта. Генерал Горошек пал, — трагическим голосом пропищала одна из горошин. — Трагически сожран в порыве осуществления диверсионной деятельности.
— Куда упал? — не поняла она. — Какой деятельности?
— Совсем упал. Прямо в пасть чудовища попал.
— И что потом?
— Проглотился. Весь. Целиком же, — добавили горошинки вразнобой. — Что потом с ним стало? Того не знаем. Ждать не стали.
Ядвига нахмурила брови. Те стали мрачными и быстро темнели. Так же быстро, как её зубы от медовой диеты.
Но что зубы? Союзники пропадали, оказывается. А она об их диверсиях ни сном, ни духом. Не доложили, в известность не поставили, за помощью не пришли.
Всё-таки бывают эти овощи такими беспечными. Падают куда-то, проглатываются. А Ядвиге ведь каждый листочек дорог, за каждую ягодку волнуется. Как теперь без генерала воевать? Без генерала никак нельзя, порядка у зеленоармейцев не будет. Совсем от рук отобьются и кем-нибудь поедятся. Грустно стало Черепушкиной от такого явления. Но война есть война. И нужно двигаться дальше.
Генерала Горошка ей было откровенно жаль. Он был самым мелким и незаметным, но чего-то там себе руководил, куда-то кого-то вёл, и вроде бы даже докладывал о каких-то успехах и планах. Кто эти горошинки слушает-то?
Но одно ясно точно — с этими монстрами-растенеедами следует разобраться. А то сколько можно это терпеть? Давайте терпеть что-нибудь другое! Сначала чудище садово-огородное потеряли, разменяв на какого-то козла. Теперь, вот, целого генерала лишились. А о вражеских потерях вообще ничего не известно. Они там хоть что-нибудь думают терять? Или только у природы всё отнимают? Непорядок какой!
Нет, так больше