Пока ванна набирается, я решаю навестить Хлою. Постучавшись в дверь, я не получаю ответа и стучусь снова. Вновь не услышав ответа, я вхожу. Она в постели, лежит на боку, отвернувшись к стенке.
– Уходи, мам.
Она угрюмо нахохлилась – подросток, а вовсе не взрослая женщина. Я опускаюсь на краешек ее постели. Не желаю с ней бодаться. Я хочу о ней позаботиться. Выждав какое-то время в надежде, что она повернется ко мне лицом, я заговариваю, хоть этого и не происходит:
– Когда я встретила твоего отца, то была не намного старше тебя сейчас, ты знаешь. – Я кладу руку ей на плечо, и все тело Хлои напрягается от моего прикосновения, но я, не убирая руки, тихонько продолжаю: – Потом, разумеется, появилась ты, и мы стали семьей. Так что я понимаю любовь, Хлоя. И я не настолько стара, чтобы не помнить, какие сильные чувства испытываешь в юности. Когда все – в первый раз.
Вновь никакой реакции.
– Я хочу извиниться за все, что наговорила тебе в машине. Я не имела этого в виду. Я была застигнута врасплох, раздосадована, зла и очень переживала о тебе. Я уверена, что ты в самом деле любишь его. И он, должно быть, любит тебя. Почему нет? Ты красивая, яркая, добрая и полна удивительной энергии. Тебя очень легко полюбить.
Паркер Стоквелл потешался над тем, каким рассеянным стал в последнее время Джулиан – …довела его до синих шаров… ни о чем другом думать он не в состоянии… – так что вполне возможно, что Хлоя вскружила ему голову. Может быть, он даже сам верит в то, что любит ее – хотя даже мысль об этом снова заставляет вскипать мою кровь, а я должна сохранять спокойствие на благо своего ребенка. Я пытаюсь начать относиться к Хлое, как к молодой женщине, а не маленькой девочке, но это так непросто. Куда летит время?
– Но есть то, о чем ты, возможно, еще не успела подумать – на свете множество других мужчин, которых ты сможешь полюбить. Кого-то из них, возможно, ты полюбишь даже сильнее. Как ты представляешь себе будущее, Хло? Только честно? Даже если он оставит Мишель и будет с тобой? Между вами пропасть – разница в двадцать лет. Я знаю, ты скажешь, что возраст не имеет значения, но это не так. Ты захочешь чем-то заниматься. Захочешь приключений. Учиться в университете, зажигать на вечеринках – делать все, что делают молодые и свободные люди, пока их не подмяла под себя настоящая жизнь. А у Джулиана уже двое детей, так что он всегда будет привязан к Мишель – а вместе с ним и ты. Мачеха в восемнадцать. А еще – будут последствия. Боже мой, Хлоя, он ведь друг твоего отца. Будет такая грязь!
– Я сказала – уходи.
Хлоя произносит это ледяным тоном, но я надеюсь, что она хотя бы слушала меня. Она умная девочка и, даже сама того не желая, все равно станет обдумывать то, что я только что сказала.
– Я люблю тебя, Хлоя. Я всегда буду рядом, что бы ни случилось. – Я встаю на ноги. – Я пока ничего не сказала папе. Но скажу. И будет лучше, если к тому моменту вся эта история окажется в прошлом. Договорились? – Ответом мне служит такая тишина, что вполне можно подумать, что Хлоя крепко спит. Уже возле двери я оборачиваюсь. – И я не слетала с катушек, Хлоя. Я думала, ты собираешься открыть пассажирскую дверь. Я пыталась защитить тебя. Это моя работа. Я твоя мать. И я всегда буду защищать тебя.
34
Третий час ночи. Оконное стекло холодит прижатые к нему ладони. Я открываю рот и выпускаю кольцо пара. Какой предстала бы я, если бы кто-то сейчас смотрел на меня из сада? Я всем телом прижимаюсь к стеклу, пока холод не пробирается сквозь ткань шортов и футболки, а потом поворачиваю голову в сторону, чтобы прижаться к стеклу щекой, несмотря на то, что это причиняет мне боль. Хочу, чтобы холод прогнал этот туман жути, который питает мои ночные страхи.
Безумие.
По ночам я так же волнуюсь за себя, как волнуются Роберт и Фиби. Сейчас, по крайней мере, мне не нужно переживать, что он проснется. Он в полном отрубе, спасибо «Найт-Найту». Он спросил меня, настаиваю ли я на том, чтобы Хлоя поступала в университет. Ведь тогда учебные деньги будут потрачены и он не сможет заняться этим баром. Что он вообще обо мне думает? Что он за муж?
А что за жена опаивает своего мужа?
Кто же я? Днем – уставшая Эмма, разбивающая машины, пугающая детей, Эмма-параноик, Эмма – подозреваемая в убийстве. Ночью – Эмма, плывущая в дымке странных поступков, которые каким-то образом успокаивают ее. Настоящая я, должно быть, застряла где-то посередине?
Я представляю, что это я сама стою в саду и смотрю вверх. Та самая я, которая всегда готова покорять мир, та я, которая знает, чего хочет и как этого добиться. Соберись, – вот что она сказала бы, та я, которой я была когда-то. – Возьми ситуацию в свои руки. Дойди до сути, и двигайся дальше. – Я борюсь с непреодолимым желанием спуститься вниз, откуда взывает ко мне чулан. Я должна разорвать этот круг. Должна.
– Двести двадцать два, сто тринадцать, сто пятьдесят пять, двести восемнадцать…
Я даже не осознаю, что шепотом повторяю цифры, пока внезапно не прекращаю это делать. Справа от меня в конце коридора шевелится тень. Я замираю. Посторонний в доме. Мои дети.
Нет. Слишком маленький силуэт. Наблюдает за мной.
– Уилл? – Собственный громкий голос возвращает меня к реальности. Тень отступает обратно в его комнату, и моя ночная дымка моментально рассеивается. Должно быть, это он. Боже, на кого я была похожа, распластавшись по этому окну? Я иду к Уиллу.
Ночник в его спальне не горит, и комната, такая веселая днем, сейчас погружена в пепельно-серый сумрак. Лишь немного лунного света пробивается из окна. Здесь необычно прибрано, все его толстые мелки и фломастеры разложены по коробкам, игрушки – в ящике. Это Фиби постаралась? Или Роберт? Само собой, не Уилл, мой маленький ураган, всегда оставляющий на своем пути хаос. С сожалением констатирую, что на прошлой неделе беспорядка стало меньше. Я – не единственная, кто в последнее время был сам не свой.