Трэпп уже испускал искры и дымился.
— Ситуация с Байроном фактически ваша проблема. Вы приняли решение. Так что вам бы и сидеть тут, выслушивая историю жизни Байрона. У меня скоро деловая встреча.
Макинсон тряхнул своими длинными, до плеч, волосами.
— В чем проблема, Байрон, любезный мой?
— Проблема! В чем проблема?! — прокричал Оверлэнд. — Я проработал здесь двадцать три года. Выполнял первоклассную работу. Он меня увольняет. Вот в чем проблема!
— Потише, пожалуйста, — сказал Трэпп.
Макинсон переводил взгляд с Трэппа на Оверлэнда и обратно.
— Ну, Байрон, понимаете, это ведь в общем Трэпп сделал. Он сказал, что срезает мне фонд заработной платы на двадцать тысяч. А вы единственный у меня, кто получает ровно двадцать тысяч.
На лице Оверлэнда появилась гримаса отвращения.
— А, тогда все понятно. — Он закурил еще одну сигарету. — Ну что ж, Макинсон, теперь я не чувствую вины из-за того, что я вам делал.
Макинсон сразу оживился. Наконец-то заговорили о важном.
— А что вы мне делали, Бей?
— Помните, однажды вы сидели у меня в кабинете и стригли ногти на ногах прямо мне на стол?
Я невольно посмотрел на ноги Макинсона. Он был в сандалиях и без носков.
— Не помню, — ответил Макинсон, — но я вполне мог это делать. Я обрезаю ногти на ногах сразу же, как только в этом появляется необходимость. Ногти нельзя заставлять ждать, я убежден в этом.
Оверлэнд стряхнул с сигареты несуществующий пепел.
— Так вот, сынок, вы сделали большую ошибку, состригая ногти мне на стол. Я счел это хамством.
Макинсон посмотрел на пальцы ног, вероятно, обдумывая, не остричь ли ногти на стол Трэппу.
— Я собрал кусочки ваших ногтей. По одному с каждого пальца. И положил в конверт.
Макинсон расплылся в улыбке. Он явно был тронут.
— Потом я сумел собрать немало ваших волос, — продолжал Оверлэнд. — Вы их повсюду оставляете…
Макинсон улыбнулся.
— Прекрасно. Но я еще не настолько знаменит.
— Я положил волосы в тот же конверт, что и ногти, и отправил своей старой тетушке Дессалине ль’Увертюр в Мобиле. Вместе с письмом, разумеется.
— Какой тетушке? — спросил Макинсон. Он быстро утрачивал свою жизнерадостность.
— Дессалине ль’Увертюр. Она мамбо, жрица вуду. Много лет работает служанкой у моей матери.
— Жрица? — прошептал Макинсон.
— Вуду, — повторил Оверлэнд. — Гаити.
— О, — выдохнул Макинсон.
— Вы чувствуете последнее время колющие боли в желудке, а, сынок?
Макинсон схватился за живот.
— Откуда вы знаете?
Оверлэнд медленно раздавил сигарету.
— Старая тетушка Дессалина всегда достигает цели, если у нее есть кусочки ногтей со всех десяти пальцев рук или ног какого-нибудь человека. Вам знакомы маленькие фигурки, которые теперь используют вуду… Она сделала фигурку, изображающую вас, совсем как живую, с вашими волосами, вашими ногтями и подмешанной особой пудрой. Вас даже предложили Баке в хумфоре.
— Бака, хумфор?
— Хумфор — это храм вуду, — пояснил Оверлэнд. — А Бака — старый злой дух.
— Мне все это не нравится, — проговорил Макинсон.
Оверлэнд ухмыльнулся.
— Та маленькая куколка — это вы, сынок. Когда Дессалина втыкает в нее булавку, у вас появляется колющая боль. К счастью для вас, я сказал ей не втыкать булавки слишком глубоко.
Макинсон болезненно улыбнулся.
— Я в эти штуки не верю, Бай, но вы все равно это прекратите. А то… я не знаю… может произойти какое-нибудь внушение.
— Я вам вот что скажу, — воодушевленно проговорил Оверлэнд. — Вы, наверное, хотите, чтобы я позвонил тетушке Дессалине и сказал ей, чтобы она не втыкала больше в вас булавки? У моей матери есть телефон.
Трэпп слушал с открытым ртом. Но наконец он не выдержал:
— Послушайте, Байрон, мне кажется, все это просто глупо.
Оверлэнд повернулся к нему.
— Я собираю кусочки ногтей и с ваших пальцев рук. У меня уже почти полный набор ногтей — с восьми пальцев.
Трэпп быстро спрятал руки в карманы.
Макинсон завопил:
— У меня опять колет в животе! Избавьте меня от этой мамбо!
Оверлэнд схватил телефон и начал набирать номер.
Байрон, вы должны отдать мне мои ногти, — заговорил Трэпп. — Вы не имеете никакого права рыться в моей мусорной корзине и красть мои ногти.
Оверлэнд искоса взглянул на него.
— Ей, в общем то, не обязательно иметь ваши ногти со всех десяти пальцев. Я сам видел, как она прекрасно работала и с восемью. А вас я уважаю за то, что вы стрижете ногти в мусорную корзину, Чувствуется хорошее воспитание.
На лице Трэппа промелькнула тревога.
— Хелло, мама! — громко проговорил Оверлэнд. Прикрыв ладонью трубку, он пояснил Макинсону: — Мамочка глуховата, ей восемьдесят один год. — Потом опять закричал в трубку: Как дела, мама? — Послушав несколько мгновений, он попросил к телефону тетушку Дессалину ль’Увертюр.
— Тетушка Дессалина? Как поживаете? — Когда он выяснил, как она поживает, то перешел к делу: — Тетушка, вы помните ту бака, у которой кусочки ногтей со всех десяти пальцев ног? Мистер Макинсон… Да. Вы могли бы принести ее к телефону? — Макинсону он сказал: — Сейчас она вас принесет.
Мы ждали с нетерпением.
— Принесли?., Хорошо, проговорил Оверлэнд. — Вы помните, что я просил не втыкать булавки слишком глубоко? Только покалывать иногда… Теперь, пожалуйста, сделайте иначе. Возьмите булавку и пронзите живот насквозь, чтобы кончик булавки вышел из спины. Но подождите, я скажу когда.
Он повернулся к Макинсону.
— Готовьтесь, будет очень больно, сынок.
Макинсон побледнел.
— Ладно, тетушка, колите, — сказал Оверлэнд.
Макинсон испустил вопль и упал на пол, схватившись за живот.
Оверлэнд повернулся к Трэппу.
— Он в это не верит.
Трэпп вскочил.
— Прекратите немедленно!
— Пусть вытащит! — кричал Макинсон, катаясь по полу. — Пусть вытащит!
— Вы прекратите, Оверлэнд? — сказал Трэпп. — Всему есть предел. Такие вещи не делаются в рабочем кабинете.
— Пусть вытащит! — продолжал кричать Макинсон. — Пусть вытащит!
— Пусть вытащит! — присоединился и я. У меня не было сил это выносить.
Герань поднялся и спросил:
— Мне остаться здесь, мистер Трэпп? — Не получив ответа, он сел на место, состроив гримасу недоумения.
Оверлэнд стоял с телефоном в руке, вид у него был растерянный.
— Вы все так шумите, что я ничего не слышу.
— Пусть вытащит! — заорал Трэпп.
Оверлэнд проговорил в телефонную трубку:
— Можете вынуть булавку, тетушка. Мы не собираемся его убивать — пока. — Он повернулся к Трэппу. — Если подержать булавку еще некоторое время, он обязательно умрет.
Макинсон перекатился на спину и испустил вздох облегчения. Потом с большим трудом поднялся на ноги.
Оверлэнд опять заговорил по телефону.
— Тетушка, помните мистера Трэппа?.. Ногти с восьми его пальцев рук у вас…
— Эй, минуту, — испугался Трэпп.
Оверлэнд, выслушав тетушку Дессалину, сказал