— Насколько я понимаю, это аналог ваших климат-чар, только без магии. На чистой физике, как ты сказал. Абсолютно обыденный бытовой прибор. Только не проси меня объяснять, как работает, — она виновато пожала плечами. — Никогда об этом не задумывалась, работает, и прекрасно. Не то чтобы я вообще боялась к технике подойти, но…
— Ты мне расскажешь, что знаешь? Не о кондиционере, а вообще. Что у вас, в вашем мире, есть интересное и полезное из техники.
— Я не так уж много знаю… наверное. Нет, не вопрос, конечно, жалко мне, что ли? Но, смотри, у вас мир тоже не отсталый, даже если магию не брать. Вряд ли я вас осчастливлю каким-нибудь сногсшибательным прорывом.
— А вдруг? —возразил Пит. Вроде бы в шутку, но… а в самом деле, вдруг?
— Ну… может, и вдруг, — она мимолетно улыбнулась. — Только мне сейчас важнее о вашем мире узнать. Так что пока давай уж ты рассказывай, ладно?
— Спрашивай тогда, — предложил он в ответ. В самом деле, с чего начинать, когда нужно всё-всё-всё? С календаря? Денег? Правил дорожного движения? А может, истории или географии? Наверное, для начала не вредно узнать, о чем Рита хочет услышать.
Похоже, что она смутилась. Или засомневалась?
— Может, о таком не очень прилично спрашивать, тогда прости. А твоя мама вообще дома сидит, не работает? Или просто так совпало: отпуск, выходные или еще что?
— Почему неприлично? Что в этом… неприличного?! — Пит по-настоящему изумился. А от следующей мысли просто ужаснулся: — Постой, у вас что, неприлично, если женщина не работает?
— Да нет, что ты! Просто такая тема, как бы сказать… спорная. У нас раньше, давно, считалось неприличным, если женщина работала. Потом, наоборот, неработающих женщин осуждали. Ну а сейчас… кто как. Мне просто интересно стало, как у вас на это смотрят.
— Дикость какая-то, уж прости. Кому какое дело, работаешь ты или нет, кроме твоей семьи? А мама в отпуске сейчас. Она долго не работала, пока мы с Айзой мелкие были, потом училась — квалификацию подтвердить после перерыва. И вернулась на старое место. Она акушерка.
— Ух ты! Уважаю. А моя мама бухгалтер. И меня по своим стопам уговорила, только я отучиться не успела еще, на третий курс только перешла. А у вас наверняка все по-другому.
— Ты так странно говоришь, — не выдержал Пит.
— Почему странно?
Пришлось задуматься, чтобы точно описать свои ощущения.
— Ты говоришь чисто, без акцента, звучит так, будто язык для тебя родной. А слова используешь, фразы составляешь — будто на чужом. Иногда такое скажешь, что только догадываться, о чем это.
— Проблема, — протянула Рита. — Я поняла, о чем ты. Фразочки… Нужно кино смотреть, вот что. Телевизор, я видела, у вас есть. Книг читать побольше. Ну и болтать, как вот мы болтаем. У нас это называют «погружение в языковую среду». Чтобы наши фразочки и словечки вашими заменить. Ничего, мне ваш сосед-учитель обещал учебники занести, начну образовываться. О! Слушай! А детские книги у вас дома есть? Наверняка же остались. Найдешь мне? Вот прям от тех, что для самых маленьких, и дальше.
Звучало разумно. Действительно, ведь сейчас она говорит, по сути, на своем языке, вернее, думает на своем, а звучит на дагарском. Как Рей сказал, «перезапись под новый мир»? В общем, феномен. А на одних феноменах далеко не уедешь.
— Пойдем поищем? — предложил он. — Что-то мама соседям отдавала, а какие-то могли и остаться. А еще мороженого купим, ты любишь мороженое?
— Шоколадное!
— Как Айза, — обрадовался Пит. Казалось бы, какая разница, но такие вот мелкие совпадения почему-то радовали. Она любит такое же мороженое, как Айза. Ей нравятся цветущие липы, как маме. Она сказала про их гараж, что у ее отца такой же.
— Если хочешь, — предложил он, — расскажу тебе по пути одну нашу городскую легенду. Сразу предупреждаю, всерьез ее принимать не надо! История из тех, что рассказывают друг другу подростки по вечерам, чтобы пощекотать нервы.
— В черной-черной комнате? — непонятно спросила Рита и рассмеялась. — Конечно, рассказывай, детские страшилки — это весело!
Страшилки — весело? Пит сам чуть не рассмеялся: теперь у нее нашлось совпадение с Реем!
— Ладно, слушай… Давным-давно, так давно, что никто не назовет точно, когда именно это было, жил в Тавоге злобный некромант.
— Пит, прости, что перебиваю, но я сразу спрошу. А вообще некроманты — злобные? Темная магия, всё такое? В смысле, вот Рей, он вроде нормальный парень же?
— Вообще некроманты — как все маги, а маги — как все люди. То есть всякие. Совершенно нет никакой связи. Ну то есть это как сказать «все повара — обжоры» или «все старые дамы любят кошек». Хотя некоторые любят собак, а у некоторых аллергия на шерсть.
Рита рассмеялась.
— Поняла, извини. Рассказывай дальше.
— Ну вот, значит, жил в Тавоге некромант. Жил-жил и помер. А у него при жизни был такой пакостный характер, что просто держись. Не то что души мертвые, а даже твари за Гранью от него шарахались, боялись на глаза попадаться! И вот, значит, помер он, похоронили его, все обряды нужные провели, чтобы, не приведите боги, умертвием не встал, и идет он за Грань уже не по работе, а как любой покойник… а его не пускает! Заперто. Он: «Как так, что за дела?! Я же мертвый, мне должен путь открыться, тянуть за Грань должно». А ему сама Смерть отвечает: «Не желаю тебя видеть, ты мне, скотина наглая, при жизни надоел! Не уважаешь меня, то споришь, то души у меня украдешь, то умертвия уведешь, никакого почтения! Болтайся теперь неприкаянным, ни живой, ни мертвый, до скончания веков».
Покосился на Риту: та тихо фыркала от смеха.
— А некромант подумал и ответил: «Ты, Смерть, глупа. Нельзя быть ни живым, ни мертвым. Если нет мне хода в мир мертвых, если я остаюсь с живыми, значит, и я — жив. Если я могу видеть, как растут мои внуки и правнуки, и правнуки моих правнуков, если я могу говорить с ними и учить