— Моя смена? — бормочет синьор Джакомини и сразу же, еще зевая, принимается за работу:
— Ламберто, Ламберто, Ламберто…
— Стоп! — кричит Дельфина. — Стоп! Незачем больше ламбертарить — мы уволены. Смотрите! Может быть, даже нас обвинят в убийстве. Синьор Армандо, пожалуйста, не засыпайте!
— Который час? — интересуется синьор Армандо.
— Спросите лучше, который день.
Синьор Армандо смотрит на свои часы, которые показывают не только время, но также день и месяц.
— Черт возьми! Сколько же мы спали? Что случилось, хотел бы я знать!
— Мне кажется, — говорит синьор Бергамини, — я слышу трубы берсальеров. Красивый звук!
— Это марш из «Аиды», — поправляет его Дельфина.
— Я знал когда-то в Тревизо одну синьору, которую звали Аида. Она держала остерию и очень неплохо готовила. Кстати, а вы не хотите есть? Что у нас сегодня на обед?
— Синьор Бергамини, вы, видимо, еще не поняли, что происходит. Честно говоря, я тоже не очень понимаю. Пойдемте, поищем кого-нибудь, кто бы нам объяснил.
Все соглашаются и спускаются вниз, в вестибюль, как раз в то время, когда ворота виллы распахиваются и во двор врывается толпа с радостными криками. Тут же полицейские, карабинеры, регулировщики уличного движения…
— О небо! — пугается синьора Мерло. — Неужели они хотят арестовать нас?
— Я, — говорит синьор Джакомини, — не открою рта, пока не прибудет мой адвокат.
— Я, — заявляет синьора Дзанци, — ничего не знаю! Я спала.
— А мы что, не спали?
— Не знаю. Когда я сплю, я не смотрю по сторонам и не вижу, что делают другие.
Но вот и синьор Ансельмо. Он устремляется к Дельфине и обнимает ее, ударяя зонтиком.
— Дорогая, дорогая синьора Дельфина! Это самый прекрасный день в моей жизни!
— А увольнение без предупреждения?
— Считайте, что его не было! Вы все вновь приняты на работу! Больше того, я бы нисколько не удивился, если б барон Ламберто на радостях в честь такого события увеличил вам зарплату.
— Минутку! Но синьор барон… Разве он не умер?
— Он жив! Он жив и здоров, как никогда!
— А эта записка?
— Считайте, что ее не было!
— Тогда пойдемте наверх, — предлагает синьор Бергамини. — Обед готов?
— Нет, подождите, — говорит Дельфина, — я хочу кое в чем разобраться.
— Если вы хотите видеть синьора барона, то вот и он! — говорит Ансельмо, ужасно довольный.
Сопровождаемый общими аплодисментами, входит синьор барон. Он улыбается и выглядит свежим, как майское утро. Все шестеро служащих смотрят на него, широко открыв глаза от удивления. Это барон? А куда делся старый сморщенный синьор, похожий на черепаху, с которым они познакомились несколько месяцев назад, когда поступали сюда на службу.
Они хорошо помнят его, этого дряхлого старика, который говорил еле слышным голосом, и казалось, вот-вот рассыпется. Он говорил им тогда, опираясь на палки с позолоченными набалдашниками и устремив на них свои крохотные глазки, спрятанные за тяжелыми веками:
— Прошу вас… Мое имя следует произносить ясно… Без особого нажима… Не слишком громко, но и не шепотом… Не растягивая… Каждый слог должен звучать отчетливо. Попробуем. Сначала все вместе, затем по очереди… Готовы? Начали… Ламберто, Ламберто, Ламберто…
— Как он помолодел, — замечает синьора Дзанци.
— Совсем другой человек! — добавляет синьор Армандо.
Дельфина становится еще мрачнее. Она не улыбается, даже когда синьор барон с поклоном целует ей руку и говорит:
— А знаете, вы очень похорошели!
— Мне кажется, — строго говорит Дельфина, — что сейчас вы должны нам кое-что объяснить, а не делать комплименты. Ведь нас обвиняют в вашей смерти.
— Это была временная смерть, — улыбается барон. — Ничего серьезного!
— Рады за вас, — говорит Дельфина. — Но, видимо, пора сказать нам то, что вы не сказали в свое время.
— Вы слишком многого хотите, — вздыхает барон. — А если я удвою вам зарплату?
Синьора Мерло открывает было рот, чтобы взволнованно поблагодарить его, но Дельфина опережает ее:
— Мы хотим знать смысл нашей работы. Для чего она? Какой в ней прок? Какое отношение она имеет к вашей жизни и к вашей смерти?
Барон снова вздыхает. Синьор Ансельмо, шокированный поведением Дельфины, хочет вмешаться, но барон возражает:
— Милый Ансельмо, — говорит он, — синьора Дельфина права. Она не только хороша собой, но еще и умна. Я хотел бы только знать, согласны ли с нею остальные?
Остальные опускают глаза, вздыхают. Они не знают, что же следует ответить. Но в то же время не хотят идти против Дельфины.
— Ладно, — говорит барон. — Сейчас я вам все объясню.
Но в этот момент во двор входят двадцать четыре генеральных директора банка, за ними следуют их двадцать четыре секретаря с портфелями. Они идут колонной по трое, военным шагом, с твердым намерением поближе рассмотреть барона. Толпа раздвигается, чтобы пропустить их. Они входят в вестибюль и окружают барона. Генеральный директор банка Ламберто в Сингапуре, самый старый, говорит за всех:
— Синьор, мы можем остаться с вами наедине?
Барон с удивлением разглядывает их. Похоже, они не очень довольны его воскрешением. Почему бы?
— Ансельмо, — говорит он, — проводите синьору Дельфину и ее друзей наверх. Я поднимусь к ним через несколько минут. Всем остальным дамам и господам моя сердечная благодарность и до свидания! Как видите, у меня деловое совещание… Ну вот, мы и одни. Нас, следовательно, сорок девять. Кто просит слова?
— Я, — говорит генеральный директор из Сингапура.
— Прошу.
— Я буду краток. Вернее, буду задавать вопросы. Почему это у вас вдруг два уха?
— Мне кажется, я имею на это право. Даже у кошки их два.
— Кому же, в таком случае, принадлежало ухо, которое прислали нам бандиты?
— Мне.
— Тогда, выходит, у вас было три уха, а не два?
— Дело в том, что…
— Покажите ваши руки, пожалуйста, — перебивает его генеральный директор.
Барон поднимает руки и сам тоже с любопытством смотрит на них. Ого! На месте ампутированного пальца вырос новый!
— Почему это у вас десять пальцев? — с возмущением спрашивает инквизитор.
— А у вас? А у вас самого сколько пальцев? А у вас, господа? А у папы римского сколько?