— Понимаю. Конечно, понимаю, что это самое интересное. Но знаете, поскольку речь идет об игрушке, которую дарят детям…
— Ну и что? Вы думаете, у детей никогда не возникает желания от чего-то или от кого-то избавиться?
— Видите ли, если бы речь шла только о «чем-то», я бы не очень беспокоился. В худшем случае Паоло, когда не захочет есть овощной суп, уберет его со стола и, разумеется, не подумает вернуть обратно. А Моника — так та начнет регулярно отправлять подальше шпинат. Вы ведь, конечно, знаете, что дети вообще не любят шпинат.
— Значит, долой шпинат!
— Да, долой шпинат. А мама…
— Мама решит, что с некоторых пор Моника съедает свой шпинат со сверхзвуковой скоростью, и будет довольна.
— Нет, я хотел сказать другое. Представьте, что Моника рассердится на маму и, как только та отвернется, отправит на другой канал и ее.
— Ну и что? Когда она соскучится по маме, то вернет ее простым нажатием кнопки.
— А представьте, что отец Луки даст своему сыну хороший подзатыльник, как это бывает иногда, и Лука вместо ответа нажмет желтую кнопку внизу слева.
— Отец Луки исчезнет, — засмеялся человечек, — и Лука воскликнет: «Уф!» Скажите, а вам нравились подзатыльники, чаще всего несправедливые, которыми награждал вас в детстве отец?
— А потом, — продолжал я, не отвечая на его вопрос, — Лука пойдет в школу, и ему наскучит учительница, он отправит ее ненадолго в ссылку на другой канал, до тех пор пока не почувствует, что опять может терпеть ее присутствие…
— А вы представляете, — прервал меня человечек, — сколько ненужных неприятностей доставляют детям слишком строгие и назойливые взрослые?
— А вы понимаете, — настаивал я, — что ваше телеуправление в руках детей — это невиданное террористическое оружие?
— Какое же это оружие! — рассердился человечек, стукнув кулаком по столу. — При чем тут терроризм! Телеуправление не ранит и не убивает, не причиняет контузий. Даже царапины не оставляет. Безвреднее, чем укус мухи! Оно заставляет исчезнуть, а не умереть. И с такой же легкостью возвращает обратно.
— Смерть и воскрешение гарантированы! — усмехнулся я.
— Для ребят эта игрушка будет своего рода оружием справедливой самозащиты.
— Браво! — воскликнул я. — И они буду развлекаться, изображая сироток, брошенных в лесу, будут устраивать в школе одни перемены, отправят в никуда книги, парты, тетради, классные журналы с плохими отметками по поведению, а заодно и учителей…
— Вам, я вижу, такая перспектива не по душе? Вы случайно не из тех педагогов, которые призывают вернуться к розгам?
— Оставим педагогику, — возразил я. — Вы лучше объясните мне, куда деваются люди, которых эта игрушка заставляет исчезать, пусть даже временно. На другой канал, вы говорите? А на какой? В нашей Галактике или подальше? В наши дни или в доисторические времена, к каннибалам?
— Ответить на этот вопрос совсем несложно, — успокоился человечек. — Пойдемте со мной.
Мы вышли на улицу и оказались недалеко от Пантеона. В нескольких метрах от нас регулировщик уличного движения управлял потоком транспорта.
— Вот это вполне подходящий для нас объект, — сказал человечек.
И, прежде чем я успел помешать ему провести эксперимент на живом человеке без его согласия, он направил игрушку в сторону регулировщика, и тот исчез.
— Вы с ума сошли! — вскричал я. — Хотите, чтобы произошла дорожная катастрофа?
— Нам достаточно нескольких секунд. Вот смотрите, прошло пятнадцать. И я возвращаю регулировщика на место. Видите, он цел и невредим, как прежде. И свисток, и шлем — все на месте. А теперь спросите у него, где он был эти пятнадцать секунд.
Я бегом, рискуя попасть под автобус, пересек дорогу, схватил регулировщика за руку и с волнением обратился к нему:
— Извините, вы не могли бы сказать мне, где вы были минуту назад?
— Что?
— Вас не было тут несколько секунд. На каком канале вы находились?
— Послушайте, имейте совесть! Я стою здесь уже четыре часа, потому что забыли прислать мне замену, а вы пристаете ко мне с каким-то телевидением. Уходите, не то я оштрафую вас!
Бесполезно было разговаривать с ним.
— Может быть, — сказал я человечку, возвратившись с ним в лавку, — его отсутствие было слишком кратким, нечто вроде легкого обморока, небольшого провала в памяти? Он ведь ничего не помнит.
— Вот видите! Он даже не заметил, что отсутствовал. А вы беспокоитесь о школьных учителях! Ясно же, что исчезновение, вызванное телеуправлением, — это как бы пауза во времени и пространстве. Нечто такое, что совершенно безболезненно и не оставляет никаких следов.
— Возможно, — пробормотал я, — и все же эксперимент не представляется мне убедительным на все сто процентов.
— Господи, какой же вы зануда! Давайте повторим опыт!
— И регулировщик оштрафует нас или отведет в участок.
— Нам для опыта не нужны ни регулировщики, ни пожарные. Достаточно, что здесь перед вами я. Вы отправляете меня на несколько минут в никуда — только не дольше, потому что уже темнеет, — возвращаете обратно, и я подробно расскажу вам, где был.
— Пожалуй, это неплохо придумано.
— А потом вы покупаете игрушку без всякого опасения. Согласны?
— Согласен. Давайте ее сюда.
— Держите. И смотрите не ошибитесь — желтая кнопка для исчезновения, зеленая — для возвращения.
— Не ошибусь! Теперь я знаю этот аппарат, как свои карманы.
— Подождите, я подам вам сигнал. Позвольте, сначала я высморкаюсь и причешусь. Не хотелось бы появляться там — наверху или внизу — в неопрятном виде. Ну вот, я готов. Вы тоже? Раз, два, три…
При слове «три» я нажал кнопку, и человечек исчез. На его месте осталась пустота.
И в тот момент, когда я смотрел на пустую лавку, в моем сознании отчетливо возникла мысль, что именно мне надлежит спасти мир от неминуемой опасности, которая ему угрожает: от меня зависит спокойствие и безопасность тысяч, а может и миллионов, мам и пап, бабушек и дедушек, тетушек и дядюшек, товарищей по играм и учителей, которым могло угрожать внезапное исчезновение, если дети, получив такую игрушку, найдут их скучными или же просто несимпатичными. Только я мог спасти от исчезновения бог весть на каком канале огромное количество преподавателей итальянского языка и математики, на которых ученики могли нацелить свои игрушки за