Я была искренне рада тому, что он пришел, потому что поставила себе цель хоть как-то растормошить угрюмого и погруженного в себя мужчину.
До этого мы виделись по вечерам, а остальное время Дайлен проводил в своем маленьком, переделанным из старого флагера домике в глубине сада или на цветочных полях.
Пусть лицо тирианца сейчас почти ничего не выражало, интерес к моей деятельности на его земле у него все же был.
Признаюсь честно, мне было его жалко, хотя, как и в случае с Этисом, я знала, что моя жалость ему не нужна. Осознавать, что кто-то еще довольно молодой по меркам Тирии, вот так хоронит себя заживо, оказалось крайне печально и невероятно горько.
Никто не просил меня о помощи, но я все равно крошечными шагами заставляла Дайлена выбраться из тьмы.
И у меня это вроде бы получалось.
За эти восемь суток с момента нашего с Треем прибытия на Вокс, между мной и тирианцем установились странные отношения. Что-то вроде взаимовыгодного сотрудничества.
Я проводила для него музыкальную терапию, он снабжал меня информацией.
Каждый вечер я выходила к робо-качелям с маминым гитарным манипулятором и тихонько пела, зная, что мужчина меня внимательно слушает, пусть и почти ничего не понимает, так как песни были, разумеется, на общеземном, старом сигойнском или общем языках.
Иногда он расспрашивал меня о смысле той или иной баллады. Иногда просто молчал, стоя в темноте. Или подходил ближе и наблюдал за мной, все равно оставаясь в тени.
Не знаю почему, но мне казалось, что понемногу нелюдимый затворник оттаивает. Его речи становились длиннее, голос — чуть эмоциональнее, а поведение — живее, а не как у бездушного сломанного андроида.
Я же, в свою очередь, расспрашивала мужчину о его землях. О том, что здесь выращивалось и как все было организовано раньше, пока не пришло в упадок. Советовалась с ним, что требуется сделать в первую очередь.
— Вы планируете задержаться здесь, госпожа Лайла? — спросил он как-то на днях. И мне показалось, в вопросе четко ощущалась какая-то надежда, что я отвечу положительно.
— Наверное. Только дождусь своих мужчин, — ответила, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно и уверенно. — А почему “госпожа”, а не “лея”?
— Потому что вы не лея. Тир чует что-то, а что, я пока не знаю. И это не мое дело, — пожал тирианец плечами и больше ничего не пояснил и никаких иных вопросов не задал.
В другой вечер у нас состоялся еще один занимательный и наводящий на размышления диалог.
— Мне кажется, что в вас есть какая-то странность. Во внешности.
— Не считаете меня привлекательной, господин Кори?
Кажется, мне удалось даже смутить тирианца. Я считала и это наблюдение, и наши более продолжительные диалоги своим личным прогрессом и искренне радовалась подобным маленьким позитивным переменам.
Дайлен вообще был крайне скуп не только на эмоции, но и на слова.
Но даже так его компания меня... не раздражала, а соседство не беспокоило.
— Забудьте, — поспешно отмахнулся от меня мужчина.
— Почему вы так считаете? — заинтересовалась я.
— Не я, а мой тир, — признался мой собеседник.
— И какой, по его мнению, мне следует быть?
— Иной. Возможно... с другим цветом волос или глаз. Считаете, что у нас с симбиотом проблемы с разумом?
— Передайте вашему тиру, что он может быть прав, — сообщила я. — То, что вы сейчас видите — лишь вынужденная мера. Но так будет не всегда. И с вами... я не играю и не пытаюсь казаться кем-то иным. Скажем так, оболочка искусственная, а наполнение настоящее.
— Я... мы учтем... — с некоторым удивлением и недоверием проговорил мужчина и вскоре меня покинул.
А я осталась переваривать то, что мою маскировку, кажется, обнаружили.
Как-то... почувствовали, хотя док Леви и Иса обещали, что никто без медицинского обследования не поймет, что мой внешний вид — лишь временная трансформация.
К счастью, дальнейших вопросов от тирианца на эту тему не последовало. И я точно знала: о своем открытии он будет молчать.
***
Дед на мои концерты для господина Кори смотрел сквозь пальцы.
— Может и вынырнет из тьмы и горя. Хуже ты ему все равно не сделаешь, Лайла, — прокомментировал Трей мою теорию про то, что пение помогает залечить душевные раны.
Господину Лиеру я тоже пела. Старалась подобрать что-то светлое и радостное и всегда испытывала на сердце тепло, видя, как дед мечтательно улыбается, слушая меня и думая о чем-то своем.
Трей в целом был бодр и активен, а еще очень поддерживал меня как в хозяйственных делах, так и морально, не давая раскиснуть или опустить руки.
Жить с ним в одном доме было максимально комфортно и спокойно.
Мы как-то быстро нашли общий язык и воспринимали друг друга действительно по-родственному. Не знаю, общая кровь ли тому виной, энергии или что-то еще, но за эти дни Трей Лиер стал мне по-настоящему дорог, важен и нужен.
А я была нужна ему.
Мы выработали свои маленькие ритуалы: утром завтракали и делились планами, вечером за ужином обсуждали итоги дня. Часто в перерывах между делами, в которых дед мне активно помогал, сидели в гостиной, читали что-то или устраивали небольшой концерт.
И не скучали, потому что занимали все свое время чем-то полезным, или просто подолгу разговаривали обо всем на свете.
Мы словно навёрстывали упущенные годы, осознавая, но не произнося вслух, что Трей не останется со мной надолго.
Деду я доверилась сразу и безоговорочно. Как и он мне. В какой-то степени наши отношения напоминали мне те, что были у меня с бабулей Наной: теплые, близкие и наполненные искренней заботой друг о друге.
***
К сожалению, наша тихая, изолированная и размеренная жизнь на Воксе была с самого первого дня омрачена сообщением от Нивера Шора о том, что Грегора оставили томиться в управлении безопасности, а за мной на парящий остров прилетали местные ниганы.
Не знаю точно, какую ложь для безопасников Шоры придумали, но нежданные гости улетели ни с чем, пообещав вернуться.
Как пояснил мне старший Шор, пока шансы Грегора на безболезненное решение вопроса невысоки. Служащие управления хотят допросить меня, чтобы подтвердить сказанное неей Энрикой. Но ее слова в любом случае более весомы, чем мои, потому что она нея.
Как выяснилось, блондинка зачем-то упомянула про челнок и взрывную