Крапива все так же дурно улыбалась, но взгляд ее прояснился. Когда же прояснился и разум, она вскрикнула и вырвалась.
– Я не хотела… Как так? Что же… Мамочки! – взвыла она.
Влас медленно поворотился к ведьме. Байгаль сидела возле очага, безучастно глядя на сотворенное ею безумие.
– Не отравила, значит? – грозно надвинулся на нее Влас.
Ведьма спокойно ответила:
– Разве я такое говорила? Лишь предложила проверить, и вы проверили.
– Тварь! Хоть понимаешь, что мы тут едва не сотворили?!
Байгаль показала острые зубы.
– Только то, чего сами желали, – был ответ.
Крапиву била крупная дрожь. Шатай, едва начавший приходить в себя, хотел утешить ее, но отчего-то вцепился в подушку, отгородившись ею от остальных, и сосредоточенно глядел в пол.
Крапива обняла себя за плечи и закричала:
– Неправда! Я не хотела такого! Как можно такого хотеть?!
Влас усмехнулся:
– Я тебе объясню. Как-нибудь после. А пока…
Он грозно двинулся на ведьму. Эх, не нашлось после пробуждения меча! Ну да княжич и голыми руками управится.
Байгаль бросилась на четвереньки. Кости ее захрустели, выворачиваясь в стороны, лицо исказилось звериными чертами. Они метнулись одновременно, но кошка прыгнула прямо, а у́ченный мудрыми воинами Влас – в сторону. Каким бы быстрым ни был зверь, а все ж человеческий разум его превзошел. Влас дернул на себя ковер, в который когтями вцепилась Байгаль, накинул край ей на голову и навалился сверху. Крепки его объятия! Крапиве то не понаслышке известно… Кошка шипела и билась, в лоскуты раздирала ковер, но княжич словно сам озверел. Глаза его налились кровью, жилы обозначились на шее…
– Хватит!
Чей это громкий голос прозвучал? Уж не травознайки ли? Она и не ведала, что умеет говорить так: твердо, уверенно. Крапива поднялась в полный рост и повторила:
– Хватит. Влас, не тронь ее.
Он глянул на нее зверем:
– Сдурела? Ведьма нас отравила!
– Хотела бы отравить, мы бы мертвые тут лежали. А она заколдовала. Отпусти. И… выйди.
– Вот еще!
– Влас. Отпусти. И. Выйди.
Ой, беда! Спесивый княжич приказов не любил, а уж от глупой девки… Вот как придушит ведьму, а после завершит начатое под влиянием зелья, и ничего-то Крапива ему не сделает!
Лекарка коснулась зеленого узора на плече. Сделает, еще как! Нынче она не беззащитна. Нынче то, что она проклятьем мнила, защитит ее от кого угодно. И принудит слушаться, если придется.
Не пришлось. Влас подчинился.
– И Шатай тоже, – добавила Крапива.
Шлях еще оставался не в себе. Не ведавший низменных желаний, он осмысливал случившееся и жаждал лишь одного – отгрызть себе ладони, что посмели касаться аэрдын без ее дозволения.
Княжич скрипнул зубами, подхватил его под мышки и поволок прочь из шатра.
– Когда-нибудь, – бросил он напоследок, – я тебя уму-разуму поучу. А то раскомандовалась…
Она постояла недвижимо еще малость, не веря в собственную власть, а после обернулась на занавешенный вход. Мужчины взаправду исполнили ее волю, и девка глупо, по-детски хихикнула.
Ведьма так и осталась кошкою. Освободившись из плена, она устроилась поверх смятого ковра и вдумчиво вылизывала заднюю лапу.
– Нравится? – спросила она.
– Что?
– Власть. То, как они подчиняются тебе.
Вся радость победы улетучилась.
– Нет! Они не… я попросила просто!
– Ты приказала. Начала осознавать, кто ты.
– И кто же я?
Глаза-изумруды внимательно изучили Крапиву. Ведьма ответила:
– Аэрдын.
Травознайка приблизилась к ней бочком. У огромной кошки каждый коготь что добрый кинжал. Но до сих пор ведьма хотя и насмехалась над гостями, а вреда не причинила. Стало быть, желает иного.
Крапива села на край ковра:
– Ты смеешься над нами?
– Да. Вы молоды и не знаете себя. Вы смешны и неразумны.
– Только для этого ты спасла нас?
– Нет.
Шершавый язык прошелся по голове лекарки, взлохматив золотые волосы.
– Так для чего же?
– Не знаю.
Крапива ажно рот разинула:
– Не знаешь? Как так?!
– Я делаю то, что поет мне степь. Она не отвечает, когда ее спрашивают. Лишь говорит, когда ее слышат.
Травознайка нахмурилась. Ведьма в облике кошки нежилась на мягком и самодовольно жмурилась, а Крапива сидела подле нее и не знала, что делать. Тогда она принялась переплетать косу. Они долго молчали, прихорашиваясь, каждая по-своему. Кошка мурчала, как домашняя, в очаге дотлевали угли, терпкий аромат зелья дурманил.
– Степь хотела, чтобы я научилась колдовать?
– Ты и прежде умела. Степь лишь помогла услышать твой дар.
– Что степи проку с моего дара?
– А что матери проку с того, что дочь повзрослела? Такова жизнь.
Жизнь… Взрастить дитя, помочь ему принять взросление, дабы после родилось новое чадо. Не о том ли поют Мертвые земли?
– Степь словно Рожаница… – тихонько проговорила Крапива, опуская руку на пол.
Спящие глубоко в земле семена потянулись к ней, и песня будто бы стала громче.
– Нет. – Кошка обвила гибким пушистым телом Крапиву, но в том не было опасности, лишь ласка. – Степь и есть Рожаница.
Ладонь лекарки потонула в густой шерсти.
– Не понимаю…
Кошка игриво перевернулась на спину, подставляя живот.
– Ты еще так мало знаешь, – промурлыкала она. – Так мало слышишь. Сколько силы в тебе сокрыто, девочка! Сколько страсти! Хочешь ее? Хочешь, я вижу. Останься, и я научу тебя.
– За клубком гоняться? – фыркнула Крапива и сразу прикусила язык. – Прости… Спасибо за то, что спасла и вылечила, но… Я должна вернуться домой.
– Дурочка! Пустые земли станут твоим домом. Ты вернешь сюда жизнь…
– А что с остальными землями? С Мертвыми? Со Срединными? С моей родной деревней?
– Жизнь и Смерть рука об руку ходят. Мои земли умрут без тебя.
– Мои тоже. Мне жаль, но я не могу помочь тебе, Байгаль.
Кошка приблизила морду к лицу Крапивы и пробуравила ее изумрудными глазами. А после лизнула и сказала:
– Можешь. Просто испугалась.
– Я не… – Крапива вдруг вспыхнула. – Так твое зелье… Ты опоила нас, чтобы…
– Чтобы восславить жизнь. Чтобы Пустая земля снова наполнилась. Ты слышишь степь, как никто другой, девочка. И она слышит тебя. Ты можешь воззвать к ней, и она ответит…
Травознайка покраснела до кончиков пальцев, подскочила, прижала ладони к горящим щекам:
– Нет! Нет! Как и помыслить можно… Да я же…
– Ты дочь Рожаницы!
– Я дочь своей матери! Знаешь, что она скажет, коли узнает? Нет! Так не делается! Нельзя! Я хочу домой, – закончила она тихо. – К матушке. Отпусти нас.
Байгаль вернула себе человеческий облик, каждое из трех ее лиц было угрюмо.
– Хорошо. Но ты выполнишь то, что я скажу.
– Говори.
– Послушай степь. По-настоящему, так,