— А можно вопрос⁈ — раздался за спиной такой пронзительный голос, что у меня даже ухо заложило. — А почему сегодня не вы ведущий?
Я повернулся. Ага, понятно. Явно еще один юный журналист, из них сегодня вся публика состоит.
— А можно встречный вопрос? — усмехнулся я. — А почему ты здесь, а не там, где происходит основное действие?
— Это скучно, — с важным видом заявил парень. Лет четырнадцать? На вид типичный такой ботан, в очках, белой рубашечке и летних брючках. Судя по наглаженности вида — мамина радость, с прицелом на поступление в какое-нибудь МГУ. — Все настоящие дела происходят в тишине!
В этот момент со сцены заиграла музыка, а зал завопил в экстазе. Я прикрыл дверь. Камеру убирать не стал.
— Ксати, юноша, а откуда вы знаете, что я мог бы вести это мероприятие? — спросил я.
— Ну как, — мальчишка величественно так пожал плечами. — Вы же Велиал, так? Значит это премия вашего авторства. Мне рассказывали про то, как вы в Питер ездили, и что там случилось во дворце молодежи…
— Ага, кажется я понял, кто ты такой! — я присмотрелся к лицу парня повнимательнее. Фамильное сходство определенно прослеживается… — Ты двоюродный брат Кристины.
— В точку, — снова кивнул он и протянул мне руку. — Очень приятно. Только ты так и не ответил на вопрос. Почему там не ты?
— Не слишком резкий переход на ты? — прищурился я.
— Неа, — мотнул головой парень. — Я, кстати, Ник. Ну, полное имя Николай, но Коля — это как-то несовременно. Комбайнеру какому-нибудь подходит, а вот будущему инвестигейтору — нет.
— Инвестигейтор — это что-то про журналистские расследования? — спросил я. — Внедряться в корпорации зла и выводить их на чистую воду?
— Ну, если по-простому, то да, — с эдакой важной детской снисходительностью кивнул Ник.
«Забавный, — подумал я. — И все больше и больше напоминает Кристину».
— Да ты не бойся, я не стану публиковать инсайдерскую информацию, — заверил Ник с таким видом, что мне стоило нечеловеческих усилий, чтобы не засмеяться. — Мой профиль — международная журналистика. Я готовлюсь поступать в МГИМО…
— В следующем году? — уточнил я.
— Неа, через один год, — сказал Ник. — Сейчас я только девятый класс закончил. В английской школе, знаешь?
— А в МГИМО разве на журналистов учат? — спросил я.
— Мне не нужен диплом журналиста, это бессмысленная бумажка, — заявил Ник. — МГИМО я выбрал вполне сознательно. Как самый авторитетный вуз в стране.
— Предусмотрительно, — покивал я.
Ник пустился в рассуждения о сравнительных характеристиках разных дипломов, жестикулируя с видом университетского профессора. Говорил он, кстати, даже неплохо, в целом. Особенно если глаза закрыть, чтобы детское лицо в глаза не бросалось.
— Ты все еще снимаешь? — Ник вдруг прервал свою гладкую речь и подозрительно посмотрел на камеру.
— Да, — кивнул я.
— А… а зачем? — спросил Ник.
— Представь, прошло, скажем, двадцать пять лет, — сказал я. — Ты получил диплом МГИМО, прошел дипломатическую практику в каком-нибудь Гондурасе, построил головокружительную карьеру международного инвести… как там?
— Инвестигейтора, — подсказал Ник. — Это от слова «инвестигейт» — расследовать.
— Да-да, вот его, — покивал я. — На твоем счету десяток скандальных расследований, по результатам которых сотня толстосумов отправилась на скамью подсудимых… А у меня в видеоархиве вот эта запись. Откуда все начиналось. И я смогу ее продать какому-нибудь би-би-си или си-эн-эн за кучу баксов.
— Но тут же нет никакого компромата, — озадаченно сказал Ник и поправил очки.
— Ностальгия тоже продается, — я пожал плечами. — Между прочим, пользуясь случаем, не хочешь записать послание себе будущему?
— Это как? — спросил Ник.
— Очень просто, — засмеялся я. — Смотришь в камеру, говоришь: «Привет, Ник из будущего! Хочу сказать тебе несколько важных вещей…» Ну и дальше говоришь, что ты там считаешь важным. Ценный совет какой-нибудь или еще что-то… Ну как?
— В нашем школьном саду стоит камень, на котором табличка прикручена, — сказал Ник, снова поправив очки. — Послание в будущее. Пионеры в семьдесят восьмом написали и закопали послание. Открыть в две тысячи третьем. Так и написано — пионерам будущего. Интересно, кто будет это вскрывать, если пионерской организации больше нет?
— Ну, технически, можно в две тысячи третьем принять пару человек в пионеры, текст клятвы известен, пионерский галстук найти — тоже не проблема, — пожал плечами я. — И тогда формально условие будет выполнено, и письмо можно будет прочитать.
— Хм, — Ник почесал подбородок. Жест был тоже не его, а таким, будто он его скопировал с какого-то своего авторитета. — А я пытаюсь убедить вскрыть это послание как невозможное к востребованию…
— А если пионерская организация к третьему году возродится, тогда что? — спросил я. — Придется платить компенсацию, моральный ущерб и нарушение тайны переписки.
— Ты издеваешься, да? — прищурился Ник.
— Ничуть, — совершенно честно покачал головой я. — Ну, разве что иронизирую малость, но точно не издеваюсь. Мне и самому интересно было бы почитать, что там пионеры прошлого пионерам будущего отправили. Может, диверсию устроить? Сейчас каникулы, можно пробраться на территорию школы, устроить подкоп, достать послание, прочитать его и вернуть потом на место.
— И сейчас не издеваешься? — еще сильнее прищурился Ник.
— Не издеваюсь, — серьезно сказал я. — Шучу просто. Так что, будешь оставлять послание себе будущему?
— А что ты потом с ним сделаешь? — спросил Ник.
— Запишу на отдельную кассету, запечатаю ее в конверт с надписью «вскрыть такого-то числа, такого-то года», — сказал я. — И поставлю на полку.
«Которой пока что нет, кстати, — подумал я про себя. — Весь мой видеоархив стоит в коробках в гараже у Леонида Карловича».
— И никому не покажешь? — сузил глаза Ник.
— Нееет, как ты мог такое подумать? — с театральным возмущением запротестовал я. И засмеялся.
— А ты прикольный, — заключил Ник, еще раз осмотрев меня с ног до головы. — Есть знаешь какое предложение? Давай это будет наш с тобой проект сегодня?
— Какой? — уточнил я.
— Послание