— Привет, Вики, — сказала я.
— Привет, Боб. Как ты?
— Я в норме.
— Не хочешь поговорить о том, что произошло?
— По правде говоря, нет.
— Нужен рецепт на успокоительное?
— У меня есть.
— Ну и отлично, — она сделала пометку в моем личном деле.
— Я могу идти?
— К сожалению, нет, — сказала она. — Прием в таких ситуациях должен длиться не меньше часа, а у меня счетчик открытий на двери.
— Ладно, — сказала я, уютнее устраиваясь на кресле в углу. — Тогда я тут посижу.
— 10-4, - сказала она.
Вики работает по гражданскому контракту, но ей нравится воображать, что она тоже коп.
Я достала телефон и принялась листать ленту «твиттера». Разумеется, она пестрела кадрами и комментариями сегодняшней перестрелки, люди обсуждали, какого черта она заняла столько времени, парализовала целый квартал и когда уже полиция начнет нормально работать.
— Хочешь чая? — спросила Вики.
— Нет, спасибо, — сказала я.
Я хотела домой. Я не выспалась, у меня было легкое похмелье, отвратное настроение после расставания с Дереком, потому что полтора года так просто из жизни не вычеркнешь, я подозревала, что подвела Аманду и, вдобавок, менее часа назад разнесла человеку голову из крупнокалиберной снайперской винтовки. Простым чаепитием тут ничего не поправишь.
— Знаешь, я была против твоего назначения сержантом, — сказала Вики.
— Знаю.
— По моему мнению, ты психологически не готова для этого, — сказала она. — Твоя эмоциональная нестабильность будет только усугубляться по мере возрастания ответственности…
— Решение уже принято, — сказала я. — И если кто-то тут и допустил ошибку, то в первую очередь капитан.
— Ты могла отказаться.
— Отказываться от повышения — это не лучший способ строить карьеру.
— В жизни есть вещи и поважнее карьеры, — сказала она. — Например, дети.
— Нет, спасибо, — сказала я. — Я пока не готова.
— Никто к этому не готов, — вздохнула она. — Это новый опыт, который…
— Это ответственность, — заметила я. — А ты только что утверждала, что мне противопоказана ответственность.
— Разве ты не хочешь, чтобы по твоей квартире топали маленькие ножки?
— Для этого можно и мопса завести.
Вики вздохнула.
— Мне кажется, все твои проблемы из-за того, что ты не можешь внести определённость в вопрос с твоим отцом.
— Джон Кэррингтон — определённо мой отец, — сказала я.
Вики снова заглянула в мое личное дело.
— Безусловно, — сказала она. — Отец тот, кто вырастил и воспитал. А что насчет твоего биологического отца? Ты пыталась его найти? Поднимала архив приюта?
— В приют меня сдала моя биологическая мать, — сказала я. — Судя по анкете, ее зовут Джейн Доу.
Напротив данных об отце в той же анкете стоял прочерк.
— И что ты думаешь про свою биологическую мать?
— Ничего, — сказала я. — Это незнакомая мне женщина, которая сдала своего ребенка в приют. Наверняка у нее были для этого какие-то причины.
— Но ты не испытываешь к ней ненависти?
— Нет.
— Хм, — она сделала пометку, но не в моем личном деле, а в блокноте. — А все-таки, что насчет твоего отца? Ты работаешь в полиции, у тебя есть доступ к базам данных… Ты не искала его по нашим каналам?
— Нет, — сказала я. — Это невозможно.
— Почему?
— Он волшебник, — а все данные о них засекречены на уровне теневого правительства. Это все знают.
— Лицензированный?
— Внекатегорийный.
Вики снова вздохнула.
— Боб, ты снова закрываешься, — сказала она. — Если ты думаешь, что эти детские сказки о внекатегорийных волшебниках смогут нам помочь докопаться до причин твоих проблем, то ты ошибаешься. На каком-то этапе приемные дети воображают о том, что их настоящие родители богаты, знамениты, влиятельны, очень их любят, но не могут забрать их к себе в силу каких-то непреодолимых причин. Квантовая психология говорит нам, что тебе необходимо…
* * *
— Дядя Бэзил говорит, что тебе необходимо съесть это мороженое, Боб.
У меня был плохой день.
Я ходила на прослушивание в школьной театр, но главную роль мне не дали. Но, что гораздо хуже, главную роль дали Бекки, а я ее терпеть не могла.
Моя лучшая подруга заболела. Она уже третью неделю сидела дома и не могла меня поддержать. На уроке физкультуры меня толкнул Бифф, я упала и теперь у меня болела коленка. У велосипеда спустило колесо, и мне пришлось всю дорогу идти пешком и катить его рядом с собой. Вдобавок, мама собиралась на заседание книжного клуба (в этом месяце они читали «Гордость и предубеждение») и сказала, что у нее нет времени и она поговорит со мной позже.
А папа, разумеется, был на работе.
Но расстройства расстройствами, а шоколадное мороженое само себя не съест.
Дядя Бэзил стоял на лестнице, ведущей в мой домик на дереве, который они построили вместо с папой, и протягивал мне шоколадно-клубничный рожок. Сначала я хотела гордо отказаться, но второй рожок он уже распечатал и даже успел откусить, и выглядело это все слишком восхитительно.
— Ладно уж, давай.
— Отлично, — сказал дядя Бэзил. — Мне часто говорили, что я обладаю особым даром убеждения.
А еще он обладал тонким чувством момента, потому не приставал ко мне с разговорами, пока мы не доели мороженое.
— Ну и что случилось? — спросил он, хрустнув хвостиком вафельного рожка.
— Все плохо, — сказала я. — Никто меня не любит.
— Глупости, — сказал он. — Все тебя любят. Кроме Бекки, но Бекки — та еще… негодница.
— Мои родители…
— Отличные, они тебя очень любят, просто немного заняты.
— Ага, конечно.
— Факт, — сказал он.
— Ага, конечно. Никому нет до меня дела, — но это замечание сразу показалось мне несправедливым и я внесла в него дополнения. — Кроме тебя, разве что. Но ты слишком редко к нам приезжаешь. Чем ты вообще занимаешься, когда ты не здесь?
— Странствую.
— Как Беар Гриллс? — спросила я.
— Почти.
— И чем ты занимаешься в своих странствиях?
— Да так, чем придется, — сказал он. — Борюсь с медведями и несправедливостью, встречаюсь с разными людьми.
Конечно же, я знала, что он врет. Родители говорили, что он работает коммивояжером, так что с людьми он действительно встречается. А вот с медведями — вряд ли.
— И кого из интересных людей ты встречал?
— Например, твоего отца, — сказал он.
— Это неинтересно, — сказала я. — Я сама его встречала пару часов назад в офисе.
— Не папу Джона, — сказал он. — Другого. И он тоже тебя любит.
— Ну, это уже полная чушь, — сказала я.
Я любила дядю Бэзила и понимала, что именно он пытается сделать, но даже у его вранья должны были быть рамки.
— Вот и нет.
— Если он меня любит, то почему он меня бросил?