Дяденька снова сел на своё место, оставив меня наедине размышлять над этим позитивным напутствием. А тут кондукторша ещё подошла.
– Ты, главное, на вокзале в поезд незаметно просочись и спрячься на самой верхней полке в вагоне. Это тут все помогут, а там нет. Сразу сдадут куда надо. Главное, поезд не перепутай, а то уедешь во Владивосток и всё, прощай родимый дом. Но ты, смотрю, мужик. Справишься. В случае чего и во Владивостоке не пропадёшь.
Я после этих слов хотел уже пропасть из этого автобуса. Не ожидал я таких трудностей. Единственное, что меня удерживало от того, чтобы тут же выпрыгнуть из окна, так это наивная вера пассажиров автобуса в мой успех. Проситься обратно было бы стыдно. Но безопасно. Как обычно, во мне боролись два противоречия: разум и отвага. Под разумом я подразумевал обоснованную трусость, под отвагой – необоснованную глупость.
В общем, пока мы ехали до города, многие из пассажиров высказали мне своё напутствие. И в каждом из них был печальный, но в конце концов сомнительно счастливый конец. То меня цыгане уведут в табор, но со временем я обживусь там. То в интернат заберут, но потом найдут мне хорошую бабку, которая мне купит сто велосипедов. То бродячие музыканты меня возьмут на воспитание и научат танцевать под балалайку, что в общем-то всё же веселее, чем без велосипеда жить. Но ни в одной из этих историй я так и не добирался в итоге до дома. Вдалеке показался город.
Пассажиры, выходя из автобуса, ещё раз желали мне удачи и мужества в предстоящем нелёгком пути домой. Я не выходил.
– Конечная, – сказал мне водитель.
Я попытался исправить ситуацию и спросил, не едет ли он сейчас обратно? Просто я кое-что забыл в деревне и необходимо на минутку заскочить туда. А потом-то я уж, несомненно, поеду домой. Он ответил, что в деревню сегодня больше рейсов нет и он сначала в парк, а потом домой.
Обречённо я вышел из автобуса. Двери пшикнули, закрылись, и автобус укатил. Город навалился на меня всей своей беспощадностью вместе с ещё не появившимися милиционерами, цыганами и бродячими артистами, которые увезут меня во Владивосток танцевать под балалайку, пока не найдут новую бабку. Я возненавидел велосипеды и безответственных взрослых, которые вместо того, чтобы вернуть ребёнка домой, наоборот, одобряют его затею. А бабка ещё говорит, что это меня в детстве уронили головой на пол и теперь я только глупости выдаю на ура. Вон тут их целый автобус набрался.
– До Москвы подбросить? – услышал я голос позади себя. – Недорого возьму.
Из-за остановки вышел дед. Сначала я обрадовался, но потом испугался. Если тут дед, то рядом, скорее всего, и бабка. А в данной ситуации она хуже милиционеров, цыган и бродячих музыкантов вместе взятых. Так далеко в своём вольнодумстве я ещё не заходил. Я озирался по сторонам, ожидая кары совсем не небесной.
Вовка, убедившись в том, что я действительно хочу бежать, ещё до обеда рассказал всё бабке с дедом. Дед хотел тут же провести воспитательную беседу, но бабка сказала, что слов я не понимаю от слова «совсем», мне необходимо всё на своей шкуре прочувствовать. Она сказала деду после обеда сразу брать моцик и ехать в райцентр, а там предупредить тётю Зину на почте, чтобы та поспособствовала моему «побегу», посадила на автобус и рассказала всё кондукторше. Кондукторша тоже решила немного добавить от себя. Она рассказала пассажирам о «беглеце», и те уже сами импровизировали. Дед ждал меня в городе на конечной.
– Ох и влетит тебе, – с нескрываемым удовлетворением в голосе вынес он предварительный приговор.
В дом я заходил с видом побитой собаки. Бабка встречала меня за столом. Вовка сидел на диване.
– Дед, дверь закрой. А то он щас сбежит же, не дожидаясь правосудия, – попросила бабка.
В сложившейся ситуации можно было не фантазировать о благосклонности бабки. Преступление от наказания отделял лишь обеденный стол, но судьба иногда преподносит сюрпризы.
– Вот где бы ты сейчас был, если бы Вовка не рассказал нам с дедом всё?
– У цыган? – предположил я.
Бабка даже опешила от такого предположения.
В итоге всё закончилось более-менее хорошо. Тётя Зина с почты сказала, что на велосипед они не претендуют, и подарила его нам с Вовкой. Но у бабки было своё мнение. Она решила, что велосипед мне ещё рано. Если я уж пешком чуть не убежал, то на велосипеде ищи-свищи меня потом. Но мне и самому уже перехотелось. С чужими велосипедами что-то не везло мне, и я решил дождаться своего. Дома, в Москве. Так безопаснее. Всем.
На ферме
Глава 16
Говорят, что у страха глаза велики и не так страшен чёрт, как его малюют. Трудно бояться, когда тебя не предупредили, что бояться надо.
Однажды бабка зашла в дом и сказала, что корова, кажется, заболела.
– Не нравится мне что-то она, – заявила бабка деду.
– Поставь ей клизму, – невозмутимо отреагировал он. – У тебя ж она от всех хворей.
Бабка сказала, что скотина – это не мы, а совсем другое дело. Это только нас одно упоминание клизмы сразу на ноги ставит. Бабка поняла, что сочувствующих в доме нет, и пошла обратно.
Я до этого момента даже и не догадывался, что коровы могут болеть. И что с ними делать в таком случае? В постель укладывать и таблетки давать? Нам с Вовкой стало интересно, и мы пошли следом за бабкой. Застали её в хлеве возле загона с коровой.
На первый взгляд, с коровой всё было в порядке. Как минимум не чихала и не кашляла.
– Баб, что с ней? – поинтересовался я.
– Да вот, не ест ничего, – задумчиво ответила бабка.
– Может, она сытая? – предположил Вовка.
Я подошёл поближе и потрогал у коровы лоб.
– Вроде не горячий. Ты горло смотрела? – обратился я к бабке. – Можно я посмотрю?
– Можно. Только издалека. И лучше со двора, – ответила она и выгнала нас из хлева.
Выйдя во двор, она направилась в сторону улицы.
– Ты куда? – поинтересовался я.
– На ферму, к ветеринару, – ответила она и, не оглядываясь, ушла.
Мне показалось, что бабка спешит. Даже температуру не померила.