Поэтому и понадобилась мне встреча лицом к лицу. Переписка — дело долгое, к тому же слова несут не больше трети информации, а остальное дают интонация, мимика, жесты, принимаемая поза. Очень многое можно понять просто по глазам. Вот я и хотел видеть, как Морган реагирует на мои вопросы и предложения, причём в режиме реального времени.
Но ещё более мне было важно, чтобы он читал мои эмоции. Чтобы по глазам и интонации понял, что предложение щедрое, но торговаться не стоит, и отказа я ему не прощу.
И, судя по результатам, до него это дошло.
из мемуаров Воронцова-Американца
«…Разумеется, переговоры длились ещё более двух месяцев, но главное — мы договорились. С Морганом мы обсудили еще десятки разных тем, но там уже напряженности не было. Так что после совместного делового обеда я поспешил на вокзал. Расчеты показывали, что я успею пообщаться с Кириллом Бенедиктовичем, а мне очень хотелось посмотреть ему в глаза. Надо что-то решать, надоели мне эти его бесконечные командировки…»
Сестрорецк, 14 (27) февраля 1915 года, суббота, вечер
Чтобы хорошо стрелять, надо любить это делать. Почему? Потому что, как говорит старая поговорка, «оружие любит ласку, чистку и смазку». А навыки стрельбы без практики достаточно быстро теряются. Всё это требует немало времени, и отдаст его только тот, кто любит это дело.
Кирилл Бенедиктович Артузов, ученик и бывший подчинённый самого Кошко, а затем — бессменный начальник службы безопасности Холдинга «Норд», стрелять любил и умел. Нет, с Семецким или Хамблом ему не сравниться, но вот с Воронцовым или Рябоконем вполне мог потягаться на равных.
Разумеется, он немало времени провёл на стрельбищах, вот только последние три месяца делал это без радости. Жизнь вообще как-то потухла. И ведь не скажешь, что он Марию Соррель полюбил, нет. Привык — да, было такое. Но угнетало его не это. Военная контрразведка настоятельно просила его и Воронцовых пока не давать понять шпионке, что она разоблачена. Были у них какие-то замыслы, оперативные комбинации…
Вот только Кирилл понимал, что обмануть именно её — не сможет. Слишком близко подпустил, заигрался. И теперь она обязательно почувствует фальшь. Может, не в первый же день, но — какая разница?
Всё, решено! Хватит кота за хвост тянуть! Послезавтра утром он поговорит с Воронцовым и потребует, чтобы Соррель арестовали. Пусть перевербовывают, если смогут, и дальше ведут свою игру. А его долг в том, чтобы нормально нести службу, а не прятаться по командировкам, подыгрывая чужим оперативным комбинациям!
На душе сразу полегчало. Даже пожалел, что не несколькими часами раньше. Ему же любопытнейшие штуки демонстрировали — пробные модели авиационных пулемётов. Там и вращающая шестистволка с электрическим приводом была, и двуствольный пулемёт под «нудельмановский» промежуточный патрон, но больше всего его впечатлил «тэдди». В смысле — пулемёт Токарева-Дегтярева, но в авиационной модификации. Вместо диска — короб с лентой на триста патронов, скорострельность повышена до семисот пятидесяти в секунду. Красавчик! Жаль только, что настроение пострелять из красавца появилось у него только сейчас, когда их автомобиль возвращался в столицу.
— Стой! — скомандовал он внезапно водителю и, едва скорость снизилась до относительно безопасной, достал «браунинг» из наплечной кобуры, выбрался на подножку, а затем спрыгнул так, как учили — сильно оттолкнувшись назад и продолжая бежать по ходу движения, постепенно снижая скорость.
Разумеется, пара телохранителей, сопровождавших его на заднем сиденье, последовала за ним, но из-за промедления они отставали. А их «охраняемое лицо» в одиночку убегало в слабоосвещенный и узкий переулочек, где невысокая и хрупкая девушка отбивалась от троицы мордоворотов совершенно бандитского вида.
Ну, как отбивалась? Скорее, уворачивалась и вырывалась из захватов. Хотя, вот она ловко пнула одного из них в колено, чему способствовала короткая, лишь чуть ниже колена, юбка, к тому же, похоже, уже треснувшая по шву.
— У, стерва узкоглазая! — взвыл тот и извлек из-за голенища нож. Времени не оставалось, и Кирилл сразу открыл огонь, целясь в правое плечо бандита.
— Всем лежать! — гаркнул он и выстрелил ещё раз, на этот раз в центр корпуса бандита, решившего посоревноваться с ним в стрельбе.
Сзади набегали отставшие телохранители, и бандиты растянулись в грязи. А рядом с ними, опередив их на мгновение — и их жертва.
Санкт-Петербург, квартира Воронцовых на Миллионной улице, 16 февраля (1 марта) 1915 года, суббота, утро
— Проходи, мой руки и марш за стол! — распорядилась Натали сразу после короткого поцелуя. — И учти, у нас гости. Артузов и одна барышня.
Заинтригованный, я поспешил переодеться в домашнее и привести себя в порядок.
— Знакомься, это Ким Хейя[5], она из Кореи. В Россию попала по программе сотрудничества с Японией. Работала на Сестрорецком заводе, но мечтала попасть в Беломорск, на знаменитые курсы «воронцовских секретарш». Хейя, это мой муж, Юрий Анатольевич.
— Очень приятно! — поклонился я, слегка недоумевая. Мало ли кто мечтает попасть на наши курсы? Даже если эти двое решили помочь девушке, зачем тащить её к нам в квартиру?
— Один китаец пообещал госпоже Ким свести её с людьми, которые помогут в реализации её мечты, — ответил Артузов на невысказанный вопрос. — Тем более, что данные у неё есть.
Ну, некоторые точно есть. Возраст подходящий, на вид чуть старше восемнадцати, красивая даже по европейским меркам. Для кореянки довольно высокая, но не дылда. Глаза умненькие. Фигура и манера движений как у танцовщицы.
— Но когда я сняла пальто и прошла в дом, они не говорить со мной, а лапать руками! — непривычно ставя ударения, вступила в разговор кореянка. Они решить, раз я — модан гару, со мной можно так!
— Модан гару? — переспросил я. — Это что, профессия такая?
— Нет, милый! — улыбнулась моя драгоценная. — Модан гару — это японский термин. Но сам знаешь, японцы сейчас управляют Кореей, и корейцы их термины иногда перенимают. А сами японцы позаимствовали его у американцев. Модан гару — это искаженное английское modern girl.
— Современная девушка? — машинально перевёл я.
— Осен современная, осен! — согласилась Хейя, видимо решив, что это был вопрос, причём заданный ей, а не риторический. — Носить юбка короткий, европейский